Утренний перрон железнодорожной станции как будто замер в полусне: тяжёлый запах дизеля смешивался с холодным мартовским воздухом, где-то чуть дальше слышался громыхающий состав, а совсем рядом — кашель пожилой женщины, шаги торопящихся пассажиров, перешёптывание проводников. Екатерина, тридцати семи лет от роду, прижимала к груди серую папку с документами и пыталась сосредоточиться на сообщении по громкой связи.
Она уже несколько лет работала здесь диспетчером, и каждое утро было пугающе похожим на предыдущее. Осеняло лишь одно: когда-то она мечтала, что такая стабильность будет её спасением. Но реальность оказалась иной. Видя уставшие лица людей на платформе, она и сама чувствовала себя словно внутри чёрно-белого фильма, где каждый дубль повторяется без конца.
После смены Екатерина всегда спускалась в крошечную подсобку — собрать вещи, переодеться, выпить кофе. Сегодня, глядя в зеркало на своё отражение, она заметила глубокие тени под глазами: Антон опять не дал ей выспаться. Он, как обычно, лег ближе к рассвету и весь остаток ночи громко ворочался, храпел, говорил что-то сквозь сон. Но проблема была не только в храпе. Скорее, в тех словах, которые он повторял наяву: «Ты мне обязана…», «Кому ты нужна, кроме меня…». Екатерина давно думала, что в их отношениях что-то пошло не так, причём очень давно. Но страх одиночества почему-то всегда оказывался сильнее разумных доводов.
Дома их ждала давным-давно обшарпанная коммуналка: сырость в углах, трещины на стенах, общая кухня на шестерых жильцов. Общая — то есть постоянно занятая соседями, варящими бесконечные кастрюли борща или жарящими селёдку. У неё с Антоном была отдельная крохотная комнатка, заполненная его ворчанием и язвительными замечаниями. Антон уже год не работал, уверяя, что «подыскивает нормальное место», а по факту сидел у неё на шее, всё время жалуясь на неудачи и при этом цинично подшучивая над самой Екатериной. Она терпела. Ведь с ним, как ни крути, она не одна. А если он уйдёт? Сама себе удивлялась: насколько надо бояться одиночества, чтобы жить в такой тягучей безысходности.
В тот вечер, завершая свою смену, она ещё не знала, что её привычный мир вот-вот перевернётся. И перевернётся так, что к прежней жизни уже не будет пути.
– Катя, слышь, – пробасил Антон, не отрываясь от газеты. – Завтра моя племяшка приедет. Настя. Помнишь, я говорил?
Он сидел на облезлом стуле, вытянув ноги прямо посреди коридора. Екатерина на минутку остановилась, держа в руках пакет с продуктами.
– Племянница? — переспросила она, нахмурив брови. Антон никогда не рассказывал о какой-либо племяннице, да и вообще семейное прошлое скрывал. – Ты уверен, что я в курсе?
– Ну, теперь в курсе, – отмахнулся он. – Девка из деревни, хочет в городе обустроиться. Пусть пока у нас поживёт.
Катя почувствовала, как внутри сжимается комок. Коммуналка и без того тесная, а тут ещё новый жилец. Но Антон уже продолжал, будто ничего страшного:
– В комнате-то она разместится, а ты… ты пока на кухне перекантуешься. Недолго, всего пару недель. Всё же ближняя родня, не бросать же её на улице.
«Ближняя родня?!» – про себя изумилась Екатерина. И всё-таки наглухо прикусила язык: спорить с Антоном бесполезно. Он умел задеть её слабое место — боязнь остаться без него и без какого-никакого «семейного уклада». Поэтому она молча кивнула, выдавив слабую улыбку: мол, да-да, делай как считаешь нужным.
На следующий день Настя появилась на пороге квартиры. Худенькая, с потухшими глазами, неловко переминаясь с ноги на ногу. Вид у неё был растерянный, и Екатерине даже стало жаль девушку. Та оглядела тесный коридор, вежливо поздоровалась, сразу опустила глаза:
– Здравствуйте… простите, если неудобно…
Катя улыбнулась ей мягко:
– Да брось, ничего страшного. Располагайся.
Антон взял сумку Насти и, похоже, чувствовал себя большим хозяином положения. Только вот Екатерина не понимала, почему его «племянница» так нервно вздрагивает всякий раз, когда он к ней обращается.
Поначалу Настя вела себя тенью: почти не выходила из комнаты, говорила тихим, едва слышным голосом. Но и за несколько дней заметно проявились странности. Антон буквально нянчился с ней — то грубо приказывал, то вдруг резко менял тон на слащавый:
– Настюша, приготовь мне чаю… давай-давай, пошевеливайся!
– Настюша, смени майку, а то выглядишь, как в мешке!
Он говорил всё это без улыбки, скорее с жёсткой насмешкой. Екатерине было не по себе. Каждый вечер она уединялась на кухне, сидя на своём тонком матрасе (переместить кровать из комнаты просто некуда) и думала: «Почему Антон так быстро сблизился с этой девушкой? Он же её раньше никогда не упоминал…»
Однажды утром, перед своей сменой, Катя застала Настю на кухне. Девушка мыла посуду в большой алюминиевой раковине, по локоть в мыльной пене. Екатерина ненароком увидела тёмный синяк чуть выше запястья у Насти. Девушка вздрогнула, быстро отвернувшись.
– Слушай, Настюша, — начала Катя осторожно, – ты в порядке? Может, тебе помощь нужна?
Девушка лишь замотала головой и вымученно улыбнулась, уронив тарелку. Казалось, она боится даже словом намекнуть на что-то. Екатерина вздохнула и не стала давить — знала, что Антон может вспылить, если заметит излишнюю «доброту» к его «племяннице».
В тот же день, вернувшись со станции раньше обычного, Катя поднялась по скрипучим ступенькам коммуналки и услышала, как Антон тихо, но злобно шипит на Настю за закрытой дверью:
– Веди себя как положено! Поняла? Я не для того тебя сюда привёз, чтобы ты изображала дурочку!
Настя всхлипывала, что-то лепетала в ответ. Екатерина замерла на полпути, сердце колотилось так, что в ушах отдавалось. Мысль «за стеной мою же квартиру превращают в какой-то кошмар» не давала покоя. Но она, словно загипнотизированная страхом, не вмешалась и проскользнула в кухню. Слышала: Настя плакала, Антон ругался. «Что же я делаю? Почему молчу?» – стучало у неё в голове.
Вечером, когда ситуация чуть улеглась, Антон ушёл к соседу «перетереть» что-то по ремонту. Екатерина решила заняться уборкой в комнате. Ей нужно было найти квитанции за электричество, которые Настя могла случайно убрать куда-то вместе со своими вещами. Открыв синий шкаф у стены, Катя наткнулась на стопку Настиных футболок и под ними заметила паспорт. Она достала книжечку, раскрыла страницу с фото — и обомлела. В загранпаспорте была указана фамилия Антона, а в одной из отметок фигурировала запись о регистрации брака.
«Племянница?» – ледяная волна страха накрыла Екатерину. Она судорожно перелистала документ: всё указывало на то, что Настя — не просто дальняя родственница. Она официальная жена Антона.
Бессильная ярость вспыхнула внутри. Она бросила паспорт обратно в шкаф и села на корточки. Голова кружилась: значит, Антон не просто живёт за её счёт, он ещё и проворачивает какую-то махинацию. Объясняется его непонятная нежность к Насте и та злость, с которой он её отчитывает. А сама Настя выглядит загнанной, может, её попросту обманули?
Позже, когда Антон снова ушёл, Екатерина решилась поговорить с Настей начистоту. Девушка сидела за столом, поглядывая на облупленную стену:
– Настя, – тихо окликнула её Екатерина, – ты ведь… его жена?
Настя вздрогнула:
– Прости, Катя… я не хотела, чтобы так получилось… Он обещал меня увезти за границу… говорил, что там у нас будет дом и работа. Я думала… он мне поможет. А теперь боюсь…
В этот момент дверь резко распахнулась. Антон. По его прищуренным глазам стало ясно: всю сцену подслушал. Екатерина почувствовала, как внутри всё холодеет.
– Ах вот оно что, – прорычал он, – вы тут за моей спиной тайны раскрываете?
Он резко схватил Настю за локоть, потянул к комнате:
– Сидеть там! Сейчас я поговорю с этой… – он бросил в сторону Екатерины презрительный взгляд, – …бабой, которая не умеет держать язык за зубами.
Поздно вечером Антон созвал «семейный совет» — точнее, выволок Екатерину из кухни и бросил на диван, а Настю грубо усадил рядом. Он стоял напротив, похожий на злого командира, и с каким-то торжеством в голосе спросил:
– Ну что, Катюха, узнала всё? Или ещё вопросы есть?
Горечь и страх обожгли Екатерину. Казалось, сердце бьётся где-то в горле. Но упрямство взыграло:
– Зачем… зачем ты лгал мне?
Антон усмехнулся:
– А как, по-твоему, я должен был жить? Ты бездетная, никому не нужная… от тебя толку как от мебели. Зато ты зарабатываешь стабильно. Я жил здесь, не платя ни копейки. А теперь у меня есть молодая жена, мы хотим уехать, как только уладим все дела. А тебя… я держал для удобства. Считай, что снимал комнату за твой счёт.
Настя сидела, сжав кулаки, прикусив губу до крови. Казалось, ей стыдно и страшно. Антон кинул на неё взгляд:
– Ты тоже рот закрой. Ни копейки не получишь, если вздумаешь бежать. Я тебе говорил, как надо себя вести.
Эти слова прозвучали, как удар хлыста. И вдруг Екатерина внутри почувствовала, что-то переломилось: «Всю жизнь я боялась потерять такого человека? Да у меня нет ничего, кроме унижений». Она впервые подняла глаза:
– Ненавижу тебя, – выдохнула она. – Мне всё равно, с кем ты уедешь. Но только не смей держать нас здесь силой.
Антон сделал шаг вперёд и крикнул ей в лицо:
– Силой?! Да кто вы такие? Вы обе мне обязаны!
Но он не учёл, что тёплый женский союз крепче страха. Екатерина, сжавшись в комок, всё-таки переборола привычную робость. Перехватила взгляд Насти и тихо, но ясно произнесла:
– Пошли, Настя.
Антон шагнул, чтобы преградить им путь, но Екатерина вдруг резко схватила со стола тяжёлую фигурку (декоративная подставка для карандашей) и метнула ему под ноги. Он, уворачиваясь, отступил в сторону, и они с Настей рванули к двери. В коридоре хватали на ходу самое нужное — куртки, сумку с документами, ключи. Антон бросился за ними, но они уже выскочили на лестничную клетку. Катины ноги дрожали, но она бежала, чувствуя: ещё секунда — и он схватит их за волосы. Однако на повороте поджидал сосед, который неторопливо поднимался домой и заслонил Антона. Тот заматерился, отталкивая соседа, потерял несколько секунд — а девушки успели выбежать на улицу.
Было уже за полночь, город дышал влажным туманом и фонарями. Екатерина перекинула сумку через плечо, Настя выронила перчатку. Остановились, подняли вещь. С трясущимися руками Настя прошептала:
– А если… он нас найдёт?
Екатерина переглянулась с ней, и внутри вспыхнуло то самое чувство: «Не найдёт». Она тронула Настю за плечо и сжала в ответ её дрожащие пальцы:
– Теперь я умею за себя постоять.
Прошло полгода. Город встретил новую осень — всё ещё мягкую, тёплую, дарящую солнечные блики на жёлтых кленовых листьях. Екатерина и Настя сняли маленькую двухкомнатную квартирку на другом конце города, достаточно далеко от старой коммуналки, чтобы чувствовать себя в безопасности. Поначалу они дрожали от каждого стука в дверь, вздрагивали при виде незнакомых мужчин в подъезде. Но с каждым днём старая боль уходила.
Настя, по совету Екатерины, записалась на вечерние кулинарные курсы. Теперь она с гордостью рассказывает о новых рецептах соусов или фирменных пирожках. Екатерина радуется за неё, подшучивает с лёгкой иронией:
– Повторишь для меня? Откроем свой ресторан и назовём его «Две беглянки»?!
Они смеются над этим названием, хотя за смехом скрывается память о том, как тяжело им дался этот побег. Настя действительно оказалась способной кулинаркой: она уже подрабатывает в маленьком кафе недалеко от дома — и впервые в жизни чувствует, что может что-то дать миру не по принуждению, а с радостью.
Сама Екатерина в корне поменяла свою жизнь. Уволившись с железнодорожной станции, она устроилась оформлять рейсы в аэропорту. Теперь она каждый день видит пассажиров, уезжающих и прилетающих из разных уголков мира. Слышит гул самолётов, видит, как люди волнуются перед взлётом, радуются встречам и прощаниям. Это оживляет её собственный дух. Она смотрит, как самолёты набирают высоту, и ощущает, что и её жизнь пошла на взлёт.
Внешне Катя тоже изменилась: коротко остригла волосы, одевается ярче, чем прежде. В её гардеробе теперь есть то самое алое пальто, о котором раньше она лишь мечтала, считая, что «не заслужила такой роскоши». Ей нравится ощущение новых красок в жизни — будто шагнула за пределы старой чёрно-белой плёнки.
Как-то утром Настя, собираясь на учёбу, взглянула на Катю:
– Ты всё ещё боишься, что он вдруг появится?
– Иногда, – честно призналась Екатерина, – но в целом нет. Если захочет нас найти, я готова ему показать, что я не та забитая Катя, которой была полгода назад.
Девушки обменялись понимающими улыбками. Страх не исчезает мгновенно, но уходит, когда понимаешь, что сильнее, чем думаешь.
В тот же день, закончив смену в аэропорту, Катя задержалась у большого панорамного окна в зоне вылета. Там как раз взлетал лайнер, и на миг показалось, будто сам воздух дрожит от мощи двигателей. Она любила смотреть на это зрелище: огромная машина отрывается от земли и уходит в небо — свободная, смелая. Катя ощутила внутри тихое торжество и прошептала:
– Я не знаю, что будет дальше. Но теперь я выбираю себя.
С этими словами она повернулась и пошла к выходу, твёрдо ступая на своих каблуках, оставляя за спиной прошлые обиды и страхи — и открываясь новому будущему, в котором, наконец, есть место для её собственного голоса.
