Список начинался с: «Позволь мне выговориться». А заканчивался «начни заново доверять». Я прочитал, вздохнул — и написал одно: «нет».
Семь лет совместной жизни, три переезда и один общий сын — всё превратилось в этот лист бумаги, исписанный аккуратным почерком Насти. Семь пунктов на листе. Семь шагов к прощению. Мне предлагали маршрут возвращения, словно я был тем, кто заблудился.
Сложил лист пополам и спрятал в карман джинсов. Наш сын Артём играл в соседней комнате с конструктором — его звонкий голос рассказывал историю о космонавте, который потерял свой корабль. Мне пора было собирать вещи.
***
Мне позвонили из детского сада около полудня.
— Дмитрий Андреевич, у Артёма температура. Мы пытались дозвониться до супруги, но она не отвечает.
— Уже выезжаю, — ответил я, откладывая расчёты климатических моделей.
Через двадцать минут я уже был в саду. Артём сидел в медицинском кабинете, притихший и разгорячённый.
— Папа, — произнёс он слабым голосом, увидев меня. — Голова болит.
— Сейчас поедем домой, дам тебе лекарство, — я подхватил его на руки. — И будем вместе отдыхать.
По дороге домой он задремал, прислонившись к моему плечу. Я думал о том, что нужно позвонить на работу, предупредить об отгуле, отменить вечернюю встречу с коллегами. Обычные заботы обычного дня. Кто бы мог подумать, что через час моя жизнь перевернётся.
Я открыл дверь своим ключом, держа Артёма на руках. Сначала я услышал низкий мужской смех, затем её голос — такой непривычно мягкий и одновременно незнакомый.
— Артём, подожди здесь, — я усадил сына на тумбочку в прихожей.
Я шёл по коридору медленно, тихо, как будто был в чужой квартире, а не в своём доме. С каждым шагом их голоса становились отчётливее.
— …просто не могу так больше, — говорила Настя. — Это сложнее, чем я думала.
— У нас всё получится, — отвечал ему мужской голос с лёгким акцентом. — Нужно просто время.
— А если он узнает?
— Когда-нибудь придётся рассказать. Но это будем решать вместе.
Я стоял у двери спальни, нашей спальни, и слушал, как они обсуждают меня, мою жизнь, нашу семью. Как планируют будущее, в котором для меня отводилась роль персонажа, который должен «узнать» и «принять».
Мог бы устроить сцену, кричать, выяснять отношения. Но Артём был в коридоре. Да и какой смысл? Я уже всё понял.
Развернулся и вернулся к сыну. Усадил его в детской комнате, включил мультфильм на большом экране, дал ему лекарство.
— Я сейчас вернусь, ладно?
Он кивнул, уже увлечённый мультиком.
***
А я вернулся к двери спальни и постучал. Три коротких стука. Тишина. Затем шорох и её испуганный голос:
— Кто там?
— Это я, — ответил спокойно. — Артём заболел, у него температура. Я забрал его из садика.
Возня, шёпот, паника.
— Подожди минутку! — крикнула она.
Я не стал ждать. Открыл дверь. Они уже были одеты, но смотрели на меня как на нечто нереальное. Он — высокий, светловолосый, с интеллигентным лицом и растерянным взглядом.
— Здравствуйте, — сказал я, удивляясь собственному спокойствию. — Прошу прощения за вторжение в собственный дом.
— Дима, это не то, что ты думаешь, — начала Настя, её лицо побледнело.
— А что я думаю?
— Мы работаем над проектом… срочные данные…
— В нашей спальне? — я посмотрел на смятую постель. — Интересный метод работы.
Мужчина шагнул вперёд:
— Послушайте, я понимаю, как это выглядит…
— А как это выглядит? — перебил я. — Объясните мне.
— Я не буду оправдываться, — сказал он тихо, но твёрдо. — Мы взрослые люди и сами сделали этот выбор.
— Вы сейчас же покидаете мой дом, — я произнёс это спокойно, но тоном, не терпящим возражений. — У моего сына температура, и я не собираюсь тратить на вас ни минуты больше. Выход там, — я указал на дверь.
Мужчина посмотрел на Настю, словно ожидая, что она вмешается, но она стояла, опустив взгляд.
Я проводил его до двери и закрыл её на замок. Внутри меня всё кипело. Хотелось схватить его за воротник, припереть к стенке, выяснить всё. В другой ситуации я бы так и сделал.
Но в соседней комнате лежал больной сын. Его благополучие сейчас было важнее моей задетой гордости, важнее желания немедленного выяснения отношений. Артём не должен был видеть или слышать ничего подобного.
Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Справиться с собой оказалось сложнее, чем я ожидал. Но ради Артёма я должен был сохранить спокойствие.
Вернулся к Артёму, сел рядом с ним на детскую кровать. Он уже задремал — лекарство начало действовать. Я гладил его по горячему лбу и думал о том, насколько всё изменилось за последние десять минут.
Через полчаса Настя вошла в детскую.
— Нам нужно поговорить, — сказала она тихо.
— Не здесь, — ответил я, кивая на спящего сына. — И не сейчас.
— Тогда когда?
— Когда я буду готов выслушать тебя, не думая о том, как ты лгала мне последние месяцы.
Она заплакала — тихо, только плечи подрагивали.
— Я не хотела, чтобы всё так получилось.
— Никто не хочет, — ответил я. — Но все делают выбор.
Мы познакомились с Настей во время научного симпозиума — группа исследователей собралась на ежегодный форум. Помню, как она задержалась в конференц-зале, и мы разговорились после моего доклада.
Так всё и началось. Мы проговорили весь вечер в столовой, обменялись контактами.
— Давай поженимся, — предложил я однажды. Не стоя на одном колене, без кольца.
— Давай, — ответила она так же просто. — Только обещай, что наша жизнь будет насыщенной.
Через год родился Артём. Мальчик с моими бровями и её глазами. Мы купили квартиру в ипотеку — двушку на четвёртом этаже панельного дома.
Выплаты были разумными. Настя оформила декретный отпуск, но продолжала работать удалённо, анализируя данные и составляя отчёты. Обычная история семейного счастья.
А потом случилась другая история. Настя поехала на международную конференцию. Две недели без наших вечерних разговоров, без её энергии на кухне, без обсуждений, какую развивающую игру сегодня попробовать с Артёмом.
Я справлялся — готовил сыну завтраки, отводил в садик, работал, потом забирал его, и мы вместе придумывали истории про космонавтов и далёкие планеты.
Настя вернулась с массой новых идей, с зарубежной литературой, с французскими духами (хотя раньше пользовалась только одним ароматом) и с новыми привычками.
— Невероятная конференция, — рассказывала она, раскладывая подарки на столе. — Столько интересных специалистов, столько новых методик исследования! Я привезла множество идей для нашей лаборатории!
Я слушал и наблюдал за ней. Что-то изменилось. Словно передо мной был другой человек — в знакомой оболочке, но с иной манерой говорить, иными жестами, иным взглядом.
— Ты кажешься другой, — заметил я, когда Артём уже спал.
— В каком смысле? — она напряглась, но быстро улыбнулась. — Может, стрижка? Я подстриглась немного в отеле.
Я покачал головой:
— Дело не в волосах.
— Просто я вдохновлена. Наконец-то почувствовала, что занимаюсь стоящим делом, понимаешь? — она подошла и обняла меня. — Я так соскучилась по вам.
Я обнял её в ответ, но что-то мешало поверить в эту фразу.
***
Через неделю начались странные звонки. Настя выходила на кухню поздно вечером, чтобы поговорить. Возвращалась с румянцем на щеках и блеском в глазах, которого я давно не видел.
— Просто коллега, — говорила она, когда я спрашивал о сообщениях, приходящих за полночь. — Мы работаем над важным проектом. Он эксперт в этой области, мне выпал шанс поработать с ним.
Я верил. Или хотел верить. Когда-то мы договорились: «Никогда не лгать друг другу». Это был наш принцип, наше правило.
Ещё через две недели у неё появились командировки. Однодневные, срочные, необходимые.
— Все эти встречи, обсуждения, расчёты — так утомляют, — говорила она, принимая душ дольше обычного.
А потом начала задерживаться допоздна в лаборатории. Я звонил туда несколько раз — никто не отвечал. Коллеги удивлялись, когда я спрашивал про дополнительные рабочие часы.
— Какие дополнительные часы? Мы все уходим в шесть.
***
— Ты не можешь просто так уйти, — Настя сидела на краю кровати, наблюдая, как я складываю вещи в чемодан. — У нас сын. У нас ипотека. У нас…
— У нас больше ничего нет, — прервал я, стараясь говорить тихо, чтобы Артём не услышал. — Ты сделала свой выбор три месяца назад.
— Это была ошибка! — её глаза покраснели. — Разве ты никогда не ошибался?
— Ошибка — это когда забываешь выключить свет. Или когда пропускаешь поворот за рулём. А это… — я закрыл чемодан. — Это был выбор. Каждый день. Каждую ночь.
— Я больше не увижусь с ним, — её голос дрожал. — Я всё осознала. Поэтому и составила список. Нам нужно поработать над отношениями.
Работать над отношениями. Фраза звучала как название научного проекта. Как будто наша любовь превратилась в задачу с крайним сроком и отчётностью.
— Я действительно его больше не вижу, — повторила она. — Он уехал обратно в Екатеринбург. Это всё закончилось. Ты хотя бы прочитал, что я написала?
Я достал сложенный лист и развернул его.Я достал сложенный лист и развернул его.
1. Позволь мне выговориться. Без перебиваний и осуждения. 2. Согласись на совместные консультации. 3. Проводи больше времени дома. 4. Дай мне шанс показать, как я изменилась. 5. Не рассказывай никому о случившемся. 6. Постарайся не вспоминать прошлое. 7. Начни заново доверять.
— Видишь? Я всё продумала, — в её голосе появилась надежда. — Мы справимся.
Я сложил лист и взял ручку с прикроватной тумбочки. Прямо поперёк списка вывел одно слово: «НЕТ».
— Ты не можешь…
— Могу, — я встал и взял чемодан. — Я не могу жить с человеком, которому не верю. И не хочу.
— А как же Артём? — её последний аргумент.
— Мы всё решим через юриста. Я сниму квартиру. Буду забирать его на выходные.
Она заплакала — тихо, сдержанно, как умела только она. Раньше от этих слёз у меня сжималось сердце. Теперь я чувствовал только усталость.
— Я люблю тебя, — прошептала она. — Несмотря ни на что.
— В этом и проблема, Настя. Твоё «несмотря ни на что» означает, что ты любишь меня, несмотря на своё предательство. А я любил тебя, потому что никогда не представлял, что ты способна на такое.
***
Артём сидел на полу в окружении разноцветных деталей конструктора. Его космонавт всё ещё искал свой корабль.
— Папа уезжает ненадолго, — сказал я, присаживаясь рядом.
— Как космонавт? — спросил он, поднимая на меня серьёзные глаза.
— Немного похоже, — улыбнулся я. — Только я буду прилетать к тебе очень часто.
— На ракете?
— На машине. Но если хочешь, будем представлять, что это ракета.
Он кивнул, принимая правила новой игры.
— А мама?
— Мама остаётся здесь. Это теперь ваша космическая станция.
— А ты построишь новую?
— Да, недалеко отсюда.
Артём задумался, соединяя детали конструктора.
— Мой космонавт тоже может жить на двух станциях?
— Конечно.
— Тогда ему нужны будут две кровати. И два скафандра!
— И много любви, — добавил я, обнимая сына.
***
Квартира, которую я снял, была маленькой, но светлой. Одна комната, кухня-гостиная, балкон с видом на парк. Здесь не было следов нашей семейной жизни — ни фотографий на стенах, ни рисунков Артёма на холодильнике, ни совместных планов на будущее.
Первые дни ощущались как временное пристанище в гостинице — чужие запахи, неудобная подушка, скрипящий диван. Я купил новую посуду, постельное бельё, шторы. Маленькими шагами делал это место своим.
Для Артёма подготовил отдельный уголок — кровать с бортиками, полку с игрушками, светильник-ракету, который мы вместе выбрали в магазине. Когда он приехал в первый раз, то долго ходил по квартире, изучая каждый угол.
— Тут нет маминых цветов, — заметил он, забираясь на подоконник.
— Хочешь, купим какие-нибудь растения? — предложил я.
Он задумался, а потом решительно покачал головой:
— Не надо. Пусть будет как на космической станции — только самое нужное.
В тот вечер мы построили из подушек и пледов «космический корабль», запаслись бутербродами и соком, и отправились в «экспедицию». Я рассказывал ему про звёзды, планеты и метеориты, а он слушал, открыв рот. Постепенно его глаза начали закрываться.
***
Жизнь продолжалась, но какой-то усечённой версией.
Телефон завибрировал — сообщение от Насти: «Артём спрашивает, когда ты прилетишь на своей ракете».
Я улыбнулся и ответил: «Завтра после работы. Передай ему, что папа-космонавт уже готовит скафандр».
Через минуту пришло ещё одно сообщение: «Я действительно тебя люблю».
Я не ответил. Вместо этого открыл окно и вдохнул вечерний воздух. Впервые за долгое время я чувствовал странную лёгкость. Может быть, это и есть свобода — способность вычеркнуть то, что причиняет боль, даже если это значит вычеркнуть часть себя. Без списков и без обещаний, которые невозможно сдержать.
***
Прошло три месяца. Жизнь вошла в новый ритм. Артём привык к двум домам и даже находил в этом преимущества — два набора игрушек, два места, где можно спрятаться, два родителя, которые, не соревнуясь, дарили ему любовь.
Настя пыталась «работать над отношениями» — приглашала меня на ужины, отправляла длинные сообщения, однажды даже приехала без предупреждения. Но я был твёрд. Некоторые вещи невозможно склеить.
Иногда нужно вычеркнуть себя из чужого списка, чтобы найти свой собственный путь. И пусть этот путь не всегда прост — он честный. А это дороже любых обещаний.
