— Ты слишком предсказуем, Саша. А мне хочется жить.
Инна смотрела на меня с усталой решимостью. В её взгляде не было ни злости, ни обиды — только уверенность в своём решении.
— Я устала от этой размеренности. От ужина по расписанию и привычных ритуалов. Ты хороший человек, Саша… но мне нужно что-то ещё. В нашей жизни стало слишком много порядка и слишком мало неожиданностей.
Инна собирала вещи размеренно, с непривычным спокойствием. Не так, как человек убегает, а скорее как тот, кто наконец решился на долго обдуманный шаг.
Наша трехкомнатная квартира — та самая, на первоначальный взнос которой мои родители дали деньги, и которую я выплачивал кредитом последние пять лет — вдруг превратилась в пространство, где Инне не хватало воздуха. Стены, которые мы когда-то с энтузиазмом красили вместе, для неё, кажется, стали символом однообразия нашей жизни.
Каждое движение — продуманное, каждый взгляд — решительный. Инна уже не здесь. Мысленно она давно собрала чемоданы.
— А как же Алиса? — тихо спросил я, глядя на фотографию дочери на комоде. Шестилетняя девочка с косичками улыбалась с фотографии, не подозревая, что её мир вот-вот разрушится.
Инна замерла. В этот момент её лицо дрогнуло, но всего на мгновение.
— Я не бросаю Алису. Она сможет видеть меня, когда захочет. Но я не могу больше… продолжать эту жизнь.
— Какую «эту жизнь»? — моё внешнее спокойствие наконец дало трещину. — Восемь лет, Инна. Мы строили это вместе. Эта квартира, наша жизнь, Алиса… Что изменилось?
Инна отвернулась к окну. За стеклом мигали огни города, который, казалось, никогда не засыпал.
— Мы превратились в хорошо отрепетированный спектакль, Саша. Я готовлю завтрак, ты выносишь мусор. Я покупаю продукты, ты платишь за квартиру. А где в этом спектакле мы сами? Когда за этими действиями перестали быть видны люди?
— Куда ты пойдёшь? — спросил я, понимая, что это единственный логичный вопрос, оставшийся у меня.
— К Ларисе, — ответила Инна, называя имя своей коллеги из галереи. — Она сдаёт комнату в своей квартире. Это временно, пока не найду что-то своё.
— Мы могли бы оформить раздел имущества, — предложил я. — Квартира достаточно большая. Я бы взял кредит, выплатил твою долю.
Инна посмотрела на меня с удивлением:
— Ты предлагаешь мне забрать половину квартиры, которую выплачивал в основном ты? На первоначальный взнос тебе помогали твои родители, а не мои.
— Мы восемь лет были семьей. У тебя есть законное право…
— Дело не в правах, Саша, — мягко прервала она. — Эта квартира — твоё пространство. Ты оформлял ипотеку, выбирал район. К тому же, Алисе будет лучше оставаться здесь с тобой в будни. Её школа рядом, друзья, привычная обстановка. Нет смысла делить жильё, создавая ещё больше проблем.
Квартира Ларисы находилась в центральном районе. Совсем другой мир по сравнению с нашим тихим семейным кварталом с детскими площадками и супермаркетами.
— А работа? — я продолжал цепляться за практические вопросы. Потому что просто не знал, как говорить о чувствах.
— Я всё так же в художественной галерее, — Инна закрыла чемодан. — Но подала заявку на перевод в новый филиал в центре. Там открывается экспериментальное выставочное пространство.
Галерея. Восемь лет она работала там, проводя экскурсии, организуя встречи с художниками, курируя небольшие выставки. Работа, которая когда-то зажигала в ней творческий огонь, а теперь, похоже, превратилась в ещё одну строку ежедневного расписания.
— Алиса вернётся из школы через час, — сказал я, глядя на часы. — Ты хотя бы объяснишь ей сама?
В глазах Инны мелькнула боль.
— Мы объясним ей вместе, — тихо сказала она. — Я не бросаю её, Саша. Я просто… ищу себя.
***
Алиса восприняла новость о мамином переезде не так, как я ожидал. Вместо слёз — молчание и внимательный взгляд. Она устроилась между нами на диване, машинально поправляя складку на школьном сарафане, и переводила взгляд с меня на Инну. В её глазах читалось не детское непонимание, а какая-то неуместная для шестилетнего ребёнка серьёзность, будто она пыталась разгадать сложную задачу.
— Значит, у меня будет два дома? — спросила она после долгой паузы.
Инна кивнула, пытаясь улыбнуться:
— Да. Ты сможешь приходить ко мне, когда захочешь.
— А кто будет готовить мне завтрак в школу?
Этот вопрос, простой и практичный, почему-то ударил больнее всего. В нём была вся суть нашей семейной жизни — рутина, забота, распределение обязанностей.
— Папа научится, — Инна посмотрела на меня. — Правда, Саша?
— Конечно, — я попытался улыбнуться, хотя внутри всё сжималось от мысли о пустой кухне по утрам. — Я уже неплохо справляюсь с яичницей.
Алиса кивнула, принимая новую реальность с той детской адаптивностью, которая всегда поражала меня.
— А вы поругались? — спросила она внезапно.
Мы переглянулись с Инной.
— Нет, — ответила она. — Мы просто поняли, что нам нужно что-то изменить.
В тот момент я понял, что моя жена давно уже жила в другой реальности. В мире, где были приключения, неожиданности, яркие эмоции. В мире, который я не смог ей дать.
***
Первая неделя без Инны была похожа на странный сон. Я просыпался и по привычке тянулся к её стороне кровати. Готовил завтрак на двоих, забывая, что нас теперь только двое с Алисой.
Алиса адаптировалась быстрее. Дети умеют принимать реальность такой, какая она есть. Она звонила Инне каждый вечер, рассказывала о школе, о новой учительнице рисования, о том, как мы с ней учились готовить макароны с сыром.
— Папа положил слишком много соли, — смеялась она в трубку. — Но мы всё равно всё съели!
Я слушал эти разговоры из кухни, стараясь не вмешиваться. Каждое упоминание Инны всё ещё вызывало тупую боль.
На второй неделе я внезапно не смог заставить себя пойти на работу. Позвонил начальнику отдела, сказал что-то про семейные обстоятельства. Целый день бродил по квартире, как по музею несостоявшейся жизни.
Вот спальня, где мы долго спорили о цвете штор. Вот детская с созвездиями, которые Инна нарисовала на потолке, сверяясь с атласом звездного неба. Вот кухонный стол, за которым концентрировалась наша семейная жизнь.
Тишина квартиры ощущалась физически. И в этой тишине я наконец осознал, что вместе с грустью чувствую и другое – глухое раздражение.
Почему она не сказала раньше? Почему не попыталась изменить что-то вместе со мной? Почему решила, что проще уйти, чем строить что-то новое в рамках нашей семьи?
Я набрал её номер, не представляя даже, что собираюсь сказать. Инна не ответила на звонок, но через минуту пришло сообщение: «Извини, на литературном вечере. Позвоню позже».
Литературном вечере. Эти слова зацепили что-то внутри. Раньше мы посещали культурные мероприятия только по особым поводам, вроде годовщины свадьбы. Теперь Инна находила время для них посреди обычной рабочей недели.
***
Через месяц общение с Инной свелось к коротким сообщениям: «Заберу Алису в субботу в 10:00», «Вернёмся к 19:00». Словно восемь лет брака растворились, оставив лишь деловые договорённости о ребёнке.
Алиса возвращалась от мамы с новыми впечатлениями, которыми спешила поделиться.
— Мама познакомила меня с Майком, — сказала она однажды, расчёсывая волосы после ванны. — Он весёлый. Научил меня играть в новую видеоигру.
Я застыл с полотенцем в руках.
— Майк?
— Да, он художник. Ему двадцать лет, представляешь! — Алиса восторженно подняла брови. — Он создаёт ТАКИЕ картины! Яркие, необычные. Мама говорит, это называется «экспрессионизм».
Внутри что-то дрогнуло. Двадцать лет. Почти на тринадцать лет младше Инны.
— И… он часто бывает у мамы?
Алиса пожала плечами:
— В эти выходные он был там постоянно. Мы вместе ходили в парк аттракционов! Майк совсем не робкий, не то что ты.
Я сглотнул. Молодой, смелый художник. Полная противоположность предсказуемому инженеру.
На следующий день я позвонил Инне.
— Кто такой Майк? — спросил я напрямую.
— Саша, это не твоё дело, — её голос звучал отстранённо.
— Ты знакомишь нашу дочь с двадцатилетним парнем. Это моё дело.
— Майк не просто какой-то парень. Он художник, талантливый, между прочим. И Алисе он нравится.
— Инна, ему двадцать лет. Тебе не кажется это странным?
Пауза, затем:
— А что именно тебе кажется странным, Саша?
Я выдохнул:
— То, что ты ушла из семьи и сразу завела отношения с человеком, который младше тебя на тринадцать лет.
Инна усмехнулась:
— Ты по-прежнему загоняешь всё в рамки и шаблоны. Я живу так, как хочу. Без оглядки на чужое мнение.
Разговор прервался.
К декабрю стало ясно, что отношения Инны с Майком переросли в нечто серьёзное. Они начали вместе снимать однокомнатную квартиру — об этом я узнал от Алисы, сообщившей, что теперь у Майка и мамы «общая комната, а когда я приезжаю, то сплю на раскладном диванчике на кухне».
В торговом центре мы случайно встретились. Алиса увидела меня первой и подбежала обняться. Я поднял глаза на приближающуюся пару.
Инна изменилась. Короткая стрижка, синяя прядь в волосах. Кожаная куртка и необычная обувь на платформе. Рядом шагал высокий парень с длинными волосами, собранными наверху. Татуировки на руках, несколько серёжек в ухе.
Так вот какой он, Майк.
— Привет, — сказала Инна, останавливаясь на расстоянии.
— Здравствуй, — я кивнул, переводя взгляд на её спутника.
— Это Майк, — представила она.
Майк протянул руку:
— Привет, Саша.
— Взаимно, — ответил я, пожимая руку.
— Я много о тебе слышал, — сказал Майк. — Алиса часто рассказывает.
Дочь переводила взгляд между нами, явно довольная нашей встречей.
— Мы идём на мультфильм! — сообщила она.
— Здорово, — я улыбнулся, стараясь скрыть неприятное чувство внутри. — Хорошего просмотра.
— Пойдём с нами? — неожиданно предложила Алиса.
Инна заметно напряглась.
— Извини, у меня дела, — ответил я. — В другой раз.
***
В феврале появились первые признаки проблем. Инна дважды в последний момент отменяла встречи с Алисой. На вопросы отвечала размыто: «Небольшие сложности», «Ничего такого».
За завтраком Алиса меня огорошила:
— Почему мама грустит, когда думает, что я не вижу?
— Мама грустит? — я отложил свой тост.
Алиса кивнула:
— Я просыпалась ночью и видела. Она сидела на кухне совсем печальная. А потом они с Майком очень громко разговаривали.
Я сдержал порыв немедленно позвонить Инне.
— Взрослые иногда переживают, — осторожно ответил я. — У всех бывают непростые моменты.
— Майк говорил маме, что ему тесно, — добавила Алиса. — Хотя комната у них большая. И мама расстроилась.
Я не нашёлся с ответом. Шестилетняя дочь рассказывает о ссорах между матерью и её молодым парнем. Всё это казалось неправильным.
— Алиса, если тебе когда-нибудь станет некомфортно у мамы, просто позвони мне, хорошо?
Она кивнула, возвращаясь к завтраку:
— Хорошо. Но мне нормально. Просто Майк стал какой-то раздражительный. Мама говорит, у художников так бывает.
***
В марте раздался поздний звонок от Инны.
— Саша, извини за время, — её голос звучал напряжённо. — Можешь завтра забрать Алису пораньше? Мне нужно решить кое-какие вопросы.
— Что случилось?
— Ничего особенного. Просто нужно кое-что уладить.
— Инна, — я вздохнул. — Может, скажешь прямо?
Пауза, а затем — тихий всхлип в трубке.
— Всё непросто, Саша, — наконец произнесла она. — С Майком… сложно.
— Он обидел тебя? — я невольно напрягся.
— Нет-нет, ничего такого, — быстро отозвалась она. — Просто… он говорит, что я его ограничиваю. Что мешаю его свободе. А я всего лишь хочу знать, когда он вернётся домой, чтобы не волноваться. Чтобы не исчезал на сутки без единого сообщения.
Странно было слышать, как Инна делится со мной проблемами в новых отношениях.
— И что теперь? — спросил я, стараясь звучать отстранённо.
— Не знаю, — ответила она. — Нужно поговорить с ним серьёзно. Без Алисы.
***
К маю отношения Инны и Майка явно разваливались. Алиса всё чаще оставалась у меня, даже в мамины выходные. Инна выглядела истощённой, когда заезжала привезти дочери забытые вещи.
— Как ты? — спросил я, когда Алиса ушла в свою комнату.
Инна слабо улыбнулась:
— Бывало и лучше.
Она стояла в прихожей нашей квартиры, выглядя потерянной.
— Чаю? — предложил я.
Инна помедлила и кивнула.
За кухонным столом возникло странное ощущение — те же стены, та же посуда, но совершенно другие люди.
— Мы с Майком расстались, — произнесла она. — Я попросила его съехать.
Я кивнул, ожидая продолжения.
— Забавно, правда? — Инна грустно усмехнулась. — Я ушла от тебя из-за чрезмерной предсказуемости. А его непредсказуемость оказалась невыносимой. Никогда не знаешь, в каком настроении он вернётся домой. И вернётся ли вообще.
Она рассматривала чай в своей чашке.
— Я выдохлась, Саша. Постоянные споры. Друзья, приходящие в любое время суток. Его перепады настроения. Вечное напряжение… — она подняла глаза. — Оказывается, в стабильности есть своя… ценность.
Внутри смешались противоречивые чувства. Часть меня чувствовала горькое удовлетворение, другая — просто хотела её утешить.
— Что теперь? — спросил я нейтрально.
Инна взглянула на меня:
— Не знаю. Кажется, я совершила ошибку, Саша.
В её взгляде мелькнула надежда.
Что-то внутри меня сжалось.
Неужели она надеется вернуться? После всего, что произошло? После того, как разрушила нашу семью, познакомила дочь со своим молодым парнем, а теперь, когда этот эксперимент провалился, хочет вернуть прежнюю жизнь?
— Саша, — тихо произнесла она. — Я многое поняла за это время. О нас. О том, что было между нами. Я принимала как должное нашу стабильность, надёжность, уверенность в завтрашнем дне.
Она протянула руку через стол, но я не ответил на этот жест.
— Инна, — я говорил спокойно. — Хорошо, что ты сделала такие выводы. Правда. Но если ты думаешь, что можно просто всё вернуть…
— Нет, конечно, — поспешно сказала она. — Я понимаю, многое изменилось. Но, может, мы могли бы… начать заново? Ради Алисы. Ради нас.
Я смотрел на незнакомку напротив. Новая стрижка, новая одежда, глаза полные раскаяния и надежды. Это была и не была та женщина, которую я любил.
***
Мне вспомнились бессонные ночи. Растерянный взгляд Алисы, когда она спрашивала, почему мама ушла. И долго сдерживаемое чувство возмущения наконец прорвалось.
— Нет, — твёрдо ответил я. — Это невозможно.
— Саша, пожалуйста, — в её глазах появились слёзы. — Я знаю, тебе было больно. Я разрушила то, что у нас было. Но неужели нельзя начать сначала?
Что-то во мне окончательно закрылось.
— Дело не в прощении, Инна. Я уже не тот человек, который мог быть с тобой. Ты ушла, искала себя, экспериментировала — таков был твой выбор. Мой выбор теперь — идти дальше. Без тебя.
Её лицо исказилось:
— А как же Алиса? Ей лучше в полной семье.
Я покачал головой:
— Не используй дочь как аргумент. Она уже привыкла к новой реальности. Очередное потрясение ей ни к чему.
— Какое потрясение? Она обрадуется!
— А что будет, когда тебе снова станешь скучно? Когда опять устанешь от «предсказуемости»? — я не скрывал горечи. — Уйдёшь к новому Майку? Нет, Инна. Я не могу так рисковать. И подвергать этому риску Алису — тоже.
Инна сидела, оглушённая моим отказом. Как будто всё это время она была уверена, что стоит только ей захотеть вернуться — и двери нашего дома распахнутся перед ней.
— Мне пора, — наконец сказала она, поднимаясь. — Спасибо за чай.
— Инна, — окликнул я её в дверях. — Я не желаю тебе зла. И Алиса любит тебя, независимо ни от чего. Но нам больше не быть семьёй. Ты сама это разрушила.
Она кивнула, не оборачиваясь, и вышла.
Той ночью я впервые за долгое время спал спокойно. Без призраков прошлого. Без ожидания звонка. Без надежды на невозможное.
Я наконец отпустил её.
***
Прошло ещё полгода. Инна нашла новую квартиру — ближе к нашему району, чтобы Алисе было удобнее приезжать к ней. Она снова отпустила волосы, вернулась к более спокойному стилю в одежде. Даже устроилась на работу в другую галерею — на этот раз более традиционную, с постоянной экспозицией классического искусства.
Алиса привыкла к новому ритму жизни. Будни с папой, выходные — чередуя маму и меня.
Я тоже изменился. Начал ходить в спортзал. Пару раз даже ходил на свидания, хотя ни одно из них не переросло во что-то серьёзное.
Однажды мы с Алисой встретили Инну в парке. Она была не одна — рядом с ней шёл мужчина примерно моего возраста. Судя по деловому костюму — такой же «скучный» и «предсказуемый», как и я когда-то.
— Это Павел, — представила она. — Мы работаем вместе.
Мы обменялись рукопожатиями. Никакой неловкости, никакой ревности. Только спокойное признание того, что жизнь продолжается. Для всех нас.
— Папа, можно я покажу маме, как я научилась кататься на роликах? — спросила Алиса.
— Конечно, — я улыбнулся.
Мы стояли с Павлом в стороне, наблюдая, как Инна помогает нашей дочери балансировать на роликах.
— Она много рассказывала о вас, — вдруг сказал он. — О том, как сильно сожалеет.
Я пожал плечами:
— Прошлое есть прошлое. Мы все совершаем ошибки.
— И всё же, — он поколебался. — Она до сих пор иногда плачет, когда говорит о вас.
Я посмотрел на Инну — её улыбку, когда она подбадривала Алису. Ту самую улыбку, которую я когда-то любил больше всего на свете.
— Надеюсь, вы сделаете её счастливой, — искренне сказал я. — Она этого заслуживает.
Возможно, это была неправда. Возможно, после всего, что она сделала, Инна не заслуживала счастья. Но жизнь слишком коротка для вечных обид. А боль… боль всегда проходит.
Даже если на её месте остаётся шрам.
