— А если бы мать бросила тебя в пять лет, ты бы тоже ей дом строила? — Елена отшвырнула кошелёк и резко поднялась из-за стола.
Максим смотрел на жену как на чужую. Пятнадцать лет брака, а она так и не поняла главного. Он медленно собрал со стола разбросанные чеки — немые свидетели его обмана — и аккуратно сложил обратно в портмоне.
— Отвечай! Почему ты молчишь? И что это за траты? А ипотека? А дети?
Три вопроса подряд, как три удара под дых. Типичная Лена. Всегда бьёт без промаха и по болевым точкам.
— Мама сказала, что дом почти готов, — он говорил тихо, но внутри всё кипело. — Осталась внутренняя отделка. Потом я верну всё, что…
— Ах, мама сказала! — Елена всплеснула руками. — Тридцать лет не было, а теперь всё бросить и к ней бежать? Ты с ума сошёл? Это наши деньги! Наши!
Максим устало потёр переносицу. Спорить было бесполезно. Елена никогда не поймёт, что значит помнить мамин запах тридцать лет. Просыпаться по ночам от тоски по женщине, которая пела тебе колыбельные, а потом исчезла, оставив с вечно недовольной бабкой. Как одиночество может разъедать душу ребёнку, даже если рядом сестра и строгая Анна Петровна, которая так и не смогла заменить мать.
— Я обещал помочь. И я помогу, — твёрдо сказал он. — Даже если придётся влезть в новые долги.
— Тогда выбирай: или я и дети, или твоя мамочка, которая вспомнила о тебе, когда ей понадобились деньги!
Елена хлопнула дверью так, что зазвенела посуда в шкафу. Максим опустился на стул и закрыл лицо руками. Выбирать. Всегда приходится выбирать. Кого предать — жену или мать? Кого бросить — детей или Светлану, вернувшуюся с пустыми руками и покаянным взглядом?
Светлана Арсеньевна сидела на лавочке в парке, нервно теребя ремешок старенькой сумки. Как же изменился город за эти годы. Когда она уезжала, сын только пошёл в первый класс, а дочка была совсем малышкой. Теперь у них своя жизнь, свои семьи. А она — чужая, непрошеная, с грузом вины и раскаяния.
— Мама.
Она вздрогнула, подняла глаза. Максим. Её мальчик. Такой взрослый, серьёзный. И такой похожий на отца — те же морщинки у глаз, тот же разворот плеч. Сердце защемило.
— Максимка, — она поднялась, неуверенно шагнула к нему. — Ты пришёл.
— Обещал же, — он неловко обнял её, пахнущую каким-то незнакомым цветочным ароматом.
— Я чувствую, что-то случилось, — тихо сказала она, вглядываясь в лицо сына. — Расскажи.
Он помедлил мгновение, потом всё же решился:
— Лена узнала. И Наталья тоже.
Светлана побледнела.
— Им не стоило говорить? Я не хотела создавать проблемы, но ты так помогаешь, и я думала…
— Нет, — перебил он. — Им не стоило знать, что деньги идут тебе.
Они медленно пошли по аллее. Моросил мелкий дождь, но ни один из них не раскрыл зонт. Дождь смывал грехи и ошибки, оставляя только настоящее — здесь и сейчас.
— Зачем ты вернулась, мама? — наконец спросил он вопрос, который мучил его все эти месяцы. — Василий умер, и ты сразу вспомнила о нас?
Она вздрогнула, словно он ударил её.
— Я никогда не забывала о вас, — тихо сказала она. — Каждый день думала. Каждый праздник отправляла открытки…
— Открытки?! — он остановился, резко повернувшись к ней. — Какие открытки, мама? Мы ничего не получали!
Теперь наступила её очередь замереть.
— Как не получали? Я отправляла. Каждый год. На дни рождения, на Новый год… Аннушка не передавала? — её голос дрогнул, в глазах застыл ужас понимания.
Максим медленно покачал головой. Бабушка Анна Петровна — строгая, непреклонная, никогда не говорившая о дочери иначе как «эта предательница» — конечно, не передавала. Выбрасывала, сжигала, рвала в клочья. А они думали, что матери наплевать.
— Кто-то должен мне объяснить, почему мы торчим в этой дыре вместо того, чтобы ехать в отпуск?! — резкий голос прервал их разговор.
На дорожке стояла Наталья. Стильная, злая, с зонтом-тростью и в дорогом плаще. Её холодный взгляд скользнул по матери, как по пустому месту, и остановился на брате.
— Решил устроить семейный совет? Познакомить любимую жёнушку с любимой мамочкой, которая бросила нас ради хахаля? — она усмехнулась. — Елена, кстати, звонила. Сказала, что если не привезёшь деньги сегодня, можешь не возвращаться. И знаешь, я её понимаю.
Максим вздохнул. Наталья всегда была жёстче, решительнее, целеустремлённее. Она никогда не забывала обид.
— Наташа, я всё верну. Дом почти готов, осталась…
— Дом?! — она расхохоталась. — Ты одолжил у меня две тысячи на ремонт машины, а покупаешь ей дом? Может, ещё и дачу построишь? С бассейном!
— Доченька, — Светлана сделала шаг к ней. — Я…
— Не называй меня так! — отрезала Наталья. — Я тебе не дочь. Моя мать — Анна Петровна, которая растила нас, пока ты развлекалась. У тебя нет детей, ты от них отказалась.
В воздухе повисла тяжёлая тишина. Наталья смотрела на мать с ненавистью, та — с безмолвной мольбой, а Максим застыл между ними, не зная, как примирить эти два мира.
— Я никогда от вас не отказывалась, — наконец тихо произнесла Светлана. — Я просила мать присмотреть за вами, пока устроюсь на новом месте. Это должно было быть временно…
— Временно? Тридцать лет — это временно?! — Наталья сжала зонт так, что побелели костяшки пальцев. — Боже, какая ложь! Ты бросила нас, потому что мы мешали тебе быть счастливой с твоим Василием!
— Не было никакого счастья, — глухо сказала Светлана. — Только его пьянство, моя глупость и пропавшие годы, которые я не могу вернуть.
Максим молча смотрел на двух женщин, которые были так похожи и так различны. Сестра — непримиримая, раненая, не желающая слушать. Мать — сломленная жизнью, ищущая прощения. И он — между ними, пытающийся исправить то, что, возможно, исправить нельзя.
— Зачем ты приехала именно сейчас? — спросил он. — Спустя столько лет?
Светлана опустила глаза.
— Василий умер год назад. У него не было никого, кроме меня. Я продала квартиру, чтобы расплатиться с его долгами. Но я не просить приехала, — она подняла взгляд. — Я хотела увидеть вас. Узнать, какими вы стали. Попросить прощения, если вы сможете простить.
— И заодно дом себе купить за наши деньги, — язвительно вставила Наталья.
— Дом — это кредит, который я взяла, — твёрдо сказала Светлана. — Максим просто помогает с ремонтом. Я всё верну, когда устроюсь на работу.
— В пятьдесят семь лет? С дырой в трудовой книжке? — Наталья покачала головой. — Братец, ты веришь в эти сказки?
Максим молчал. Он верил. Как всегда верил с детства, что мама вернётся. Что всё будет хорошо. Что они снова станут семьёй.
— Наташ, ты можешь хотя бы выслушать? — попросил он.
— Нет, — отрезала сестра. — Я не собираюсь тратить на неё ни минуты своей жизни. И деньги верни до конца недели, иначе… — она не договорила, резко развернулась и зашагала прочь.
Максим проводил её взглядом и повернулся к матери:
— Пойдём отсюда. У меня есть идея.
Кафе было почти пустым. Елена нервно помешивала кофе, не глядя на сидящую напротив Наталью. Они никогда не ладили — слишком разные, слишком упрямые. Но сейчас их объединяла общая проблема — Максим и его внезапно воскресшая мать.
— Сколько он тебе должен? — спросила Елена, глядя в чашку.
— Две с половиной тысячи, — Наталья поджала губы. — Сказал, на ремонт машины, а сам…
— Мне говорил, что берёт в долг у коллег на подарок мне на годовщину, — Елена горько усмехнулась. — Пятнадцать лет вместе, а он врал мне как мальчишка.
Они помолчали. Две женщины, преданные близким человеком.
— Как она вообще выглядит? — наконец спросила Елена.
— Обычно, — пожала плечами Наталья. — Потрёпанная жизнью тётка. Ничего особенного.
— И ради неё он готов разрушить семью? — Елена потёрла виски. — Я не понимаю. Просто не понимаю!
— Мужчины всегда выбирают матерей, — Наталья сделала глоток кофе. — Это же мамочкин сынок. Всегда им был.
— Что будем делать? — Елена подняла взгляд на золовку. — Он не остановится, я его знаю.
— Поставим ультиматум, — твёрдо сказала Наталья. — Или мы — или она. Пусть выбирает.
Елена кивнула. Странный союз, но другого выхода не было. Максим должен понять, что нельзя разбрасываться семейными деньгами, нельзя лгать, нельзя предавать тех, кто рядом, ради той, кто бросила его тридцать лет назад.
Телефон пиликнул входящим сообщением. Елена взглянула на экран и побледнела.
— Что? — напряжённо спросила Наталья.
— Он снял деньги, — Елена развернула телефон к собеседнице. — Все деньги, что были на карте. Вся наша заначка на отпуск, на новую машину, на…
Она не договорила, закрыв лицо руками. Наталья потянулась через стол и неловко похлопала её по плечу.
— Не переживай. Я тебе помогу, если что, — она помолчала. — Мы же почти родственники.
Елена подняла мокрое от слёз лицо:
— Зачем ты так? Мы и есть родственники. Мы семья.
Наталья горько усмехнулась:
— Семья — это громко сказано. Так, сборище случайных людей, связанных обстоятельствами. Но сейчас мы в одной лодке.
Елена кивнула, вытирая слёзы. Да, они в одной лодке. И Максим только что сделал в ней огромную пробоину.
— Зачем ты снял деньги? — Светлана смотрела на сына с ужасом. — Максим, это же ваши семейные сбережения!
Они сидели в её крошечной съёмной комнате на окраине города. Максим только что вернулся из банка и выложил на стол толстый конверт с деньгами.
— Здесь хватит на внутреннюю отделку, — сказал он решительно. — И ещё останется на мебель.
— Но Елена… дети… — Светлана покачала головой. — Я не могу принять эти деньги. Вы ипотеку платите, у тебя дочка в университет собирается. Это неправильно!
— А бросать детей правильно? — вырвалось у него.
Мать вздрогнула, как от удара. В комнате повисла тяжёлая тишина.
— Прости, — Максим опустил голову. — Я не хотел…
— Нет, ты прав, — тихо прервала она. — Мне нет прощения. Я думала, что найду счастье с Василием, а нашла только боль. Он пил, изменял, бил меня… А я боялась вернуться, потому что мать сказала, что вы меня ненавидите. Что никогда не простите.
— Я всегда ждал тебя, — Максим поднял глаза. — Каждый вечер смотрел в окно и думал, что вот-вот увижу, как ты идёшь по улице. С подарками, с улыбкой. Как в тот день, когда ты последний раз забрала меня из садика.
Светлана заплакала — тихо, беззвучно, просто слёзы текли по её лицу, старя его ещё больше.
— Я отправляла вам подарки. Каждый год. Письма, открытки. Звонила, но Аннушка бросала трубку. А потом мы переехали в Казахстан, и связь совсем оборвалась. Я пыталась найти вас через знакомых, но ничего не вышло. А потом… потом стало поздно.
Максим смотрел на мать, и в его душе боролись гнев и любовь, обида и прощение. Он знал, что Анна Петровна могла скрыть от них правду. Знал, что мать тоже жертва — своей слабости, обстоятельств, жестокости жизни.
— Если я сейчас не помогу тебе, то кто поможет? — тихо сказал он. — Наталья не хочет даже разговаривать. У тебя никого, кроме меня, нет.
— А у тебя есть жена, дети, — она покачала головой. — Не разрушай свою семью ради меня. Я не стою этого.
— Ты — моя мать, — твёрдо сказал Максим. — И если Елена не может этого понять, то, может быть, она не та женщина, с которой я должен быть.
— Ты не можешь так говорить! — Светлана в ужасе всплеснула руками. — Пятнадцать лет брака! Двое детей!
— Могу, — спокойно ответил он. — Потому что сейчас решается, кто я такой на самом деле. Человек, который бросает близких в беде, или тот, кто несёт ответственность за свои решения.
Он поднялся, оставив конверт на столе.
— Завтра я приеду, и мы вместе поедем в строительный магазин. А сейчас мне нужно поговорить с женой.
Квартира встретила его гробовой тишиной. Дети были у бабушки — матери Елены. Сама она сидела на кухне, сложив руки на столе, словно примерная ученица. Только взгляд — злой, колючий — выдавал бурю внутри.
— Иди собирай вещи, — с порога сказала она. — Я всё решила. Нам больше не о чем говорить.
Максим устало опустился на стул напротив. Странно, но злости не было. Только глухая тоска и понимание неизбежного.
— Лена, послушай…
— Нет, это ты послушай! — она стукнула ладонью по столу. — Пятнадцать лет! Пятнадцать лет я была тебе женой. Рожала детей, тащила на себе дом, экономила каждую копейку, чтобы выплатить эту проклятую ипотеку. А ты? Ты врал мне, выносил деньги из семьи, крал у собственных детей!
— Я не крал, — тихо возразил он. — Это мои деньги тоже. И я собираюсь всё вернуть, когда…
— Когда твоя мамочка наконец наиграется в дочки-матери?! — Елена повысила голос. — Очнись, Максим! Она бросила тебя в пять лет! Ушла к другому мужику, потому что ей было наплевать на своих детей! А теперь, когда ей некуда идти, она прибежала к тебе — и ты готов всё бросить ради неё?
Максим молчал, глядя в стол. Что ответить? Что он всю жизнь ждал мать? Что никакие аргументы не перевесят этой детской тоски по маминым рукам, по её голосу, по безусловной любви, которой он был лишён?
— Мама говорит, что посылала письма и подарки, — наконец сказал он. — Но бабушка не передавала нам.
— И ты веришь?! — Елена расхохоталась деланным смехом. — Господи, какой же ты наивный! Конечно, она так скажет! Ей же нужно выкрутиться, оправдаться!
— Я верю, — твёрдо сказал Максим. — Потому что знаю бабушку. Она никогда не простила маму за уход от отца. Она вполне могла сжечь все письма, выбросить подарки. Она постоянно говорила нам, что мама нас бросила, что ей наплевать.
— А разве не так? — Елена прищурилась. — Тридцать лет её не было! Тридцать! Даже на похороны твоей бабушки не приехала!
— Она не знала, — Максим покачал головой. — Мы переехали, сменили номера телефонов. Она искала нас, но не могла найти.
— И как удобно она нашла вас именно сейчас, когда ей нужны деньги, — Елена скрестила руки на груди. — Просто чудесное совпадение.
Максим молчал. Слова не имели смысла. Елена не поймёт, не захочет понять. Для неё это предательство, а для него — восстановление справедливости, возвращение утраченного.
— Я не могу её бросить, Лен, — наконец сказал он. — Пойми, она совсем одна. У неё никого, кроме нас с Наташкой.
— Выбирай, — Елена смотрела на него сухими, злыми глазами. — Или твоя мать — или мы. Решай прямо сейчас.
Максим поднялся из-за стола.
— Я выбираю её, — тихо сказал он. — Прости, но я не могу иначе.
Елена не ответила, только отвернулась к окну. Плечи её мелко дрожали, но она не проронила ни слезинки, пока он собирал вещи. Только когда входная дверь закрылась, она позволила себе разрыдаться — громко, судорожно, как плачут от безысходности.
Прошёл год. Светлана и Максим сидели на веранде нового дома — небольшого, но уютного, с садом и яблонями. Был тёплый летний вечер, пахло скошенной травой и цветущими розами, которые Светлана посадила вдоль дорожки.
— Дети звонили? — спросила она, подливая сыну чай.
— Вчера, — Максим улыбнулся. — Дашка сдала экзамены на отлично, поступает в медицинский. А Денис в футбольную секцию записался.
— Они молодцы, — Светлана кивнула. — А Елена как?
— Нормально, — пожал плечами Максим. — Работает, детей растит. Встречается с каким-то коллегой, кажется.
— Ты не жалеешь? — Светлана внимательно посмотрела на сына. — О разводе, о том, что выбрал меня?
Максим задумался. Жалел ли он? Об уютных вечерах с женой, о детском смехе в доме, о семейных ужинах и поездках на море? Иногда. Но не о своём выборе.
— Нет, — наконец ответил он. — Мы с Леной… мы слишком разные. Она никогда не понимала меня по-настоящему. А здесь, с тобой… я наконец-то чувствую себя дома.
Светлана сжала его руку.
— Я не заслуживаю такого сына.
— Заслуживаешь, — он улыбнулся. — Мы все делаем ошибки. Главное — найти силы их исправить.
От калитки донёсся звук шагов. Они обернулись и увидели молодую женщину с букетом полевых цветов.
— Ольга! — Максим поднялся ей навстречу. — Ты сегодня рано.
— Закончила пораньше, — она улыбнулась, целуя его. — Здравствуйте, Светлана Арсеньевна!
— Здравствуй, Оленька, — Светлана тепло обняла девушку. — Чай будешь?
— С удовольствием.
Они сидели втроём на веранде, пили чай с вареньем и говорили обо всём на свете — о работе Ольги в школе, о новых сортах роз, которые Светлана хотела посадить, о планах на отпуск. И в этот момент Максим понял, что счастье — это не вещи, не деньги, не статус. Счастье — это быть верным себе и своим ценностям, даже если весь мир осуждает тебя за твой выбор.
Полтора года назад он выбрал мать вместо жены. Потерял семью, многих друзей, уважение коллег. Но обрёл то, чего ему не хватало всю жизнь — душевный покой и чувство дома. А потом встретил Ольгу — добрую, понимающую, ставшую не только его женой, но и подругой для Светланы.
А Наталья? Она так и не простила мать. Изредка звонила брату, но всегда кратко, по делу. Может быть, когда-нибудь лёд растает. Может быть, она тоже найдёт в себе силы простить и отпустить прошлое.
Но это уже другая история.
