Олеся тащила чемодан по лестнице, пыхтя от жары и усталости. Две недели в Турции — море, солнце, никаких забот — казались уже далёким сном. Лифт, как назло, не работал, а на пятый этаж с чемоданом и рюкзаком — не прогулка.
Она наконец добралась до своей двери, вставила ключ, повернула. Дверь открылась, и Олеся чуть не споткнулась о чужой чемодан, стоявший прямо в коридоре. Чёрный, потёртый, с яркой биркой.
— Это ещё что? — пробормотала она, оглядываясь. Из кухни доносился звон посуды и запах жареной картошки.
В коридоре появилась женщина лет сорока, в её тапках, с полотенцем через плечо. Незнакомка замерла, увидев Олесю, и неловко улыбнулась.
— Ой, вы уже вернулись? — сказала она, вытирая руки о полотенце. — А мы думали, вы до субботы ещё.
Олеся опешила. Поставила чемодан, сняла рюкзак, пытаясь собрать мысли.
— Простите, вы кто? — спросила она, стараясь не выдать своего удивления.
— Мы туристы. Нам сдали квартиру до субботы. Через приложение, всё как положено, — женщина говорила быстро, будто оправдываясь. — Меня Ирина зовут. А вы хозяйка, да?
Олеся почувствовала, как кровь прилила к вискам. Приложение? Её квартира? Она никогда ничего не сдавала. Дрожащими пальцами она достала телефон и набрала мать.
— Мам, ты сдала мою квартиру? — голос Олеси был тихим, но в нём звенела сталь.
— Олеся, не начинай, — Надежда Михайловна ответила устало, будто дочь звонила по пустяку. — Деньги не лишние. Люди нормальные, заплатили хорошо. Что ты кипятишься?
— Ты серьёзно? Ты мою квартиру чужим людям сдала? Без моего ведома? — Олеся сжала телефон так, что пальцы побелели.
— Ну а что такого? Квартира пустая стояла, пока ты там загорала. Я подумала, тебе же тоже выгодно. Всё, Олесь, не шуми, я занята, — и мать бросила трубку.
Олеся стояла посреди коридора, глядя на чужой чемодан. Ирина с кухни выглянула снова.
— Всё в порядке? — спросила она осторожно. — Может, чаю? Мы тут картошечки пожарили.
— Нет, спасибо, — выдавила Олеся. — Я… разберусь.
Она схватила свой чемодан и вышла, хлопнув дверью. В голове крутился только один вопрос: как мать вообще до этого додумалась?
***
Надежда Михайловна сидела на лавочке у подъезда, рядом с соседкой Тамарой. Та вязала, ловко орудуя спицами, а Надежда Михайловна курила, пуская дым в сторону клумбы.
— Ну и что я такого сделала? — говорила она, постукивая пальцем по пачке сигарет. — Квартира стояла пустая, а тут люди заплатили. Две тысячи за сутки, Тамар. Две! За неделю четырнадцать накапало. Это ж чистый доход, деньги в дом принесла.
Тамара хмыкнула, не отрываясь от вязания:
— А Олеся-то что? Не знала, поди?
— Да знала бы — не разрешила, — отмахнулась Надежда Михайловна. — Она у меня такая, всё по правилам. А я что, зря старалась? Ей же деньги не лишние, сама вечно на свою ипотеку жалуется.
Надежда Михайловна затянулась, глядя на проезжающую машину. Она не упомянула, что деньги от жильцов ушли не на Олесину ипотеку, а на её собственные дела. Две кредитки, просрочки за два месяца, звонки из банка — всё это она держала в тайне.
— Я ж не воровала, — продолжала Надежда Михайловна. — Честно заработала. Люди довольны, квартира цела. А Олеся сразу в крик.
— Ну, знаешь, — Тамара наконец подняла глаза. — Я б тоже не обрадовалась, если б в мой дом чужие заселились. Ты бы хоть спросила её.
— А что спрашивать? Она в отпуске была, я и решила. Всё равно потом спасибо сказала бы, — Надежда Михайловна пожала плечами, но в голосе мелькнула неуверенность.
Тамара покачала головой, возвращаясь к пряже. Надежда Михайловна выбросила окурок и полезла в сумку за телефоном. Олеся не звонила. Это было хуже всего — когда дочь молчала, значит, дело серьёзное.
Надежда Михайловна знала, что уже не раз переступала черту. Раньше брала с Олесиной карты “немного на лекарства”, потом “на подарок подруге”. Олесю это бесило, но она прощала. А теперь — квартира. Надежда Михайловна и сама не могла толком объяснить, как дошла до этой идеи. Просто долг по одной кредитке поджимал, по второй — тоже, а пенсии едва хватало на еду и коммуналку. Мысль сдать квартиру показалась спасением. “Честно заработать” — так она себе это объяснила.
— Она переживёт, — бросила Надежда Михайловна, больше для себя, чем для Тамары. Но в горле стоял ком.
***
Олеся сидела в такси, глядя в окно. Телефон лежал на коленях, экран потух. Она не кричала, не ругалась — просто делала. Первым делом позвонила подруге Лене.
— Лен, можно к тебе на пару дней? У меня дома… ситуация.
— Что стряслось? — Лена сразу уловила напряжение в голосе.
— Мама мою квартиру туристам сдала. Через приложение. Я вернулась, а там чужие люди.
— Серьёзно? — Лена аж присвистнула. — Это как вообще?
— Вот так. Приезжаю, а там чемоданы, картошка жарится. Маме звоню, а она: “Деньги не лишние”.
Лена на том конце замолчала, потом хмыкнула.
— Ну, Надежда Михайловна даёт. Приезжай, конечно. У меня диван свободный.
Вечером, сидя у Лены с кружкой чая, Олеся открыла ноутбук. Первым делом сменила пароль от Wi-Fi. Туристы, конечно, уже не смогут подключиться, но это было только начало. Она открыла приложенип с арендой квартир, нашла свой адрес в объявлениях — мать даже не потрудилась скрыть, что это её квартира. Олеся удалила аккаунт, который, видимо, мать создала от её имени.
— Ты прям как шпион, — Лена наблюдала за ней, подперев подбородок. — Что дальше?
— Дальше — соседям скажу, — ответила Олеся, не отрываясь от экрана. — Чтоб знали.
Она набрала номер тёти Гали, соседки с третьего этажа.
— Галина Ивановна, добрый вечер. Слушайте, у меня тут ситуация. Мама мою квартиру без спросу сдала. Если ещё раз кто-то чужой в подъезде появится, вызывайте полицию, как на взлом. Хорошо?
— Ой, Олеся, да что ж это такое… — Галина Ивановна ахнула. — Конечно, девочка моя. А Надежда-то как?
— Надежда сама разберётся, — отрезала Олеся.
***
Олеся сидела на диване у Лены, листая старые переписки с матерью. Вспоминалось всё. Как в прошлом году обнаружила, что с её карты списали три тысячи — “на лекарства”. Мать тогда только руками развела:
— Олесь, ну что ты начинаешь? Я же верну. Просто аптека, знаешь, какие цены…
Олеся смирилась. Проглотила. Потом ещё раз — пять тысяч на “подарок подруге”.
— Ты же не возражала! — сказала тогда Надежда Михайловна, когда Олеся заметила списания.
— Потому что не знала! — Олеся тогда впервые повысила голос. — Ты не спрашиваешь, мам!
Мать отмахнулась, как всегда. А потом Олеся заметила, что такси с её аккаунта заказывали. Не она. Мать.
— Ну я же пару раз, — оправдывалась Надежда Михайловна. — Ты всё равно на работу ездишь, а мне в поликлинику надо было.
Олеся тогда перевела все деньги на накопительный счёт, куда мать не могла добраться. Думала, это конец. Но нет. Теперь — квартира. Её квартира, за которую она пять лет выплачивала ипотеку, где лежали её документы, ноутбук, ценные вещи. Всё это теперь было в руках чужих людей, которые жарили картошку и ходили в её тапках.
Олеся закрыла ноутбук и посмотрела на Лену.
— Знаешь, я всё время думала, что она просто не понимает. Что это “забота” такая. Но это не забота. Это… наглость.
Лена кивнула, подливая чай.
— А ты с ней говорила? Прямо, без криков?
— Пыталась. Она всегда: “Я же для тебя старалась”. А на деле — для себя. Я устала, Лен. Хватит.
Олеся взяла телефон и написала матери: “Туристы уедут в субботу. После этого я меняю замки. И больше ты в мою квартиру не зайдёшь”. Ответа не было. Она и не ждала.
***
Через неделю Олеся стояла в своей квартире. Туристы уехали, оставив после себя чистые полы и записку: “Спасибо, всё было отлично!”. Олеся смяла бумажку и выбросила. Она вызвала мастера, который за час поменял замки. Потом установила электронную сигнализацию — дорогую, но надёжную. Все счета, привязанные к квартире, она переоформила на себя, отключив доступ матери.
Надежда Михайловна пришла вечером. Позвонила в дверь, но Олеся открыла не сразу. Когда открыла, мать стояла с сумкой, в которой звякали бутылки.
— Олесь, ну что ты творишь? — начала она, ещё не заходя. — Я же хотела как лучше. Деньги тебе в копилку, на ипотеку!
— Себе ты хотела помочь, — Олеся стояла в дверях, скрестив руки. — Я всё знаю, мам. Про кредитки, про просрочки. Ты мою квартиру в отель превратила, чтобы свои долги закрыть.
Надежда Михайловна замялась, но быстро взяла себя в руки.
— Да что ты несёшь? Я для семьи старалась! А ты… ты всем разболтала, позоришь меня перед соседями!
— А ты меня перед чужими людьми не позорила? — Олеся смотрела прямо в глаза. — Ты больше не имеешь доступа к моей квартире и моим деньгам. Никакого. Справляйся сама.
— Олеся, я твоя мать! — голос Надежды Михайловны дрогнул. — Ты так со мной не можешь.
— Могу, — Олеся шагнула назад. — И буду. У тебя своя квартира, своя пенсия. Живи на них.
Она закрыла дверь, не дав матери ответить. С той стороны послышались шаги, потом стук, но Олеся не открыла. Она прошла в кухню, села за стол. На подоконнике стояла её старая кружка, та, что подарила бабушка. Олеся взяла её, провела пальцем по краю. Квартира была тихой. Чистой. Её.
Надежда Михайловна вернулась в свою “двушку”. Интернет отключили за неуплату, кредиты висели, а соседки, которые раньше одалживали “до пенсии”, теперь отводили глаза. Надежда Михайловна сидела в темноте, глядя в окно. Впервые за долгое время она поняла, что осталась одна.
Олеся же открыла ноутбук, проверила сигнализацию. Всё работало. Ключ от квартиры лежал в кармане. Только у неё.
