Анна стояла у зеркала в гостиничном номере и поправляла волосы. Белое платье тянуло вниз, словно бетонный мешок, хотя ещё утром оно казалось лёгким и праздничным. В коридоре уже слышались шаги и голоса, а сердце у неё колотилось, будто она собиралась не замуж выходить, а на суд.
Стук в дверь.
— Анечка, ты готова? — голос свекрови, слишком бодрый, слишком уверенный, будто это её праздник.
Анна глубоко вдохнула и открыла.
Там стояла Валентина Петровна, будущая свекровь, в бордовом костюме, с цепким взглядом. Она окинула Анну с головы до ног и сразу улыбнулась — хищно, так, что у Анны по спине пробежал холодок.
— Ну, красавица! Сразу видно, что невеста у нас — богатая. Платье-то небось тысяч под сто?
— Мама, — неловко усмехнулся Максим, который стоял рядом и держал телефон в руках. — Не начинай.
— А что? — пожала плечами свекровь. — Пусть гости знают, что свадьба у нас — серьёзная. И не на последние копейки, как у людей.
Анна молчала. В горле пересохло. Она вспомнила, как сама платила за это платье, за ресторан, за музыку, за фотографа. Максим лишь говорил: «Ну ты же сама хотела красиво. У меня нет таких денег, а у тебя бизнес, тебе проще».
Тогда она думала: ну ладно, это же для нас обоих, для семьи. Но уже тогда где-то глубоко в груди что-то ёкнуло — а он вообще чувствует, что это общая история, или всё на мне?
Гости шумели, чокались бокалами, официанты бегали с подносами. Анна сидела рядом с Максимом, стараясь улыбаться. Валентина Петровна ходила между столами, как хозяйка, и каждому рассказывала:
— Всё это благодаря нашей Анечке! Она у нас девочка деловая, кофейню держит. Вот и свадьбу всю сама оплатила!
Смех, одобрительные взгляды, кто-то шутливо похлопал Максима по плечу:
— Повезло тебе, брат, жена — спонсор.
Максим усмехался, не спорил.
Анна опустила глаза в бокал. Вино было сладким, но отдавало горечью.
Позже, когда они вышли покурить на улицу (хотя Анна и не курила, просто хотелось воздуха), она тихо сказала мужу:
— Ты слышал, как твоя мама всем рассказывает, что я свадьбу оплатилa?
— Ну а что такого? — пожал плечами Максим. — Так и есть. Гордиться надо, что ты можешь. Не каждая так сможет.
— Но это звучит так, будто я… будто я обязана. Будто я должна вас всех содержать.
Максим закурил, сделал затяжку и усмехнулся:
— Ты слишком близко всё к сердцу принимаешь. Мама у меня любит похвастаться. Не обращай внимания.
Анна смотрела, как он выпускает дым, и думала: «А ведь он и правда не понимает».
Прошёл месяц. Свадебные фотографии были разложены по альбомам, платье аккуратно убрано в чехол. Максим почти всё время проводил у родителей: то надо было отвезти отцу лекарства, то помочь маме с компьютером. Анна сначала не возражала, но потом заметила: все эти «помочь» почему-то всегда заканчивались разговорами о деньгах.
Однажды вечером, когда Анна уже мыла посуду после ужина, Максим сказал как бы невзначай:
— Слушай, маме нужно помочь с ремонтом. У них квартира старая, обои отклеиваются, полы скрипят. Давай сделаем им красиво.
Анна вздохнула:
— Максим, я только что закрыла кредит за оборудование для кофейни. У меня сейчас нет свободных денег на ремонт.
— Ну ты же хорошо зарабатываешь, — неуверенно, но настойчиво сказал он.
— Ты хоть раз посчитал, сколько остаётся после аренды, зарплат, налогов? У меня не золотая жила.
Максим замолчал, но глаза его потемнели.
Через неделю свекровь сама позвонила.
— Анечка, привет. Слушай, у нас тут беда. Мы с отцом хотели обои переклеить, а там проводка старая, электрик сказал, что нужно всё менять. Это же такие деньги… — она сделала паузу. — Может, поможешь?
Анна сжала телефон в руке.
— Валентина Петровна, я сейчас не могу. У меня своя кофейня, расходы.
— Ой, да ладно тебе, — голос у свекрови стал мягким, но колючим. — Для тебя это копейки. Ты же сама говорила, что обороты у тебя хорошие. А мы с Максимом твои родители тоже, считай. Мы же одна семья.
Анна почувствовала, как у неё дрожат пальцы.
— Простите, но я не готова это обсуждать.
Она отключилась.
Вечером Максим пришёл мрачный.
— Мама в слезах. Ты ей нагрубила.
— Я сказала «нет», — спокойно ответила Анна, хотя внутри всё клокотало. — Это не грубость. Это границы.
— Ты не понимаешь, у них реально нет денег! — повысил голос Максим. — А ты сидишь в своей кофейне и жалеешь копейки!
Анна поставила кружку на стол так, что та громко стукнула.
— Копейки? Максим, я на эти «копейки» тяну и бизнес, и наш дом, и твою машину, между прочим.
Он замолчал. Потом тихо сказал:
— Знаешь, иногда кажется, что ты меня совсем не уважаешь.
Анна рассмеялась — горько.
— Уважать? За что, Максим? За то, что ты позволяешь своей матери делать из меня банкомат?
Он резко поднялся и хлопнул дверью.
Анна осталась сидеть на кухне. Она чувствовала, что трещина, которая появилась ещё на свадьбе, теперь превращается в пропасть.
В следующие дни напряжение только росло. Свекровь звонила всё чаще, Максим всё чаще уходил к родителям. Анна вставала в пять утра, шла в кофейню, улыбалась клиентам, а вечером приходила в пустую квартиру.
И каждый раз, когда она мыла посуду, в голове крутилась одна мысль: «Я отмываюсь от чужих ожиданий, но всё равно не становлюсь чистой».
***
Однажды вечером, когда Анна пришла домой, в прихожей её ждал Максим. Он сидел на стуле, уткнувшись в телефон.
— Нам надо поговорить, — сказал он, не поднимая глаз.
Анна поняла: разговор будет не про любовь.
***
Анна вошла в кухню и машинально включила свет. Максим всё так же сидел, склонившись над телефоном, словно не замечал её.
— Ну? — Анна сняла куртку, аккуратно повесила на крючок. — Говори.
Максим поднял глаза. Взгляд у него был тяжёлый, упрямый, будто он заранее готовился к сражению.
— Я разговаривал с мамой. Ремонт всё-таки нужно делать. У них там аварийное состояние проводки, могут и квартиру затопить. Я решил, что мы поможем.
Анна почувствовала, как внутри всё похолодело.
— Мы? — переспросила она. — Это значит я.
— Аня, не начинай. Ты же понимаешь, у меня нет таких денег. — Максим пожал плечами, будто речь шла о какой-то мелочи. — Ты зарабатываешь. Для тебя это не проблема.
Анна присела напротив, сложила руки на столе.
— Максим, я открыла кофейню не для того, чтобы содержать твоих родителей. Это мой бизнес, моя работа. Я каждый день встаю в пять утра, чтобы его тянуть. Я не печатный станок.
— Господи, да не преувеличивай! — раздражённо махнул рукой он. — Ты же сама рассказывала, что прибыль у тебя стабильная.
— Стабильная не значит бесконечная! — голос у Анны сорвался. — Я что, должна всё отдавать твоей маме? А мы с тобой когда жить будем? Когда у нас своя семья появится?
Максим откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди.
— Мама и папа тоже семья. Они нам помогали, когда я учился.
Анна вскинула брови.
— Помогали тебе, Максим. Не мне. Я тогда даже не знала вас.
Он замолчал. Несколько секунд они сидели в тишине, слышно было только, как тикают часы на стене.
Через пару дней в квартиру заявилась Валентина Петровна. Без звонка, без предупреждения.
— Анечка, я на минутку, — бодро сказала она, снимая сапоги. — Вот смету нам сделали. — И положила на стол несколько листов бумаги. — Тут всё расписано.
Анна молча взглянула: сумма была внушительная — почти полмиллиона.
— Валентина Петровна, я же уже сказала Максиму, что сейчас не могу…
— А что значит «не могу»? — свекровь сразу напряглась, голос её стал резким. — Ты молодая, здоровая, у тебя бизнес! Для тебя это пустяк. А мы что, должны в сырости и в плесени жить?
Анна почувствовала, как в груди поднимается волна ярости.
— Простите, но ваши проблемы с квартирой — это ваши проблемы. У меня своих хватает.
Валентина Петровна прищурилась.
— Знаешь, Анна… Я думала, ты умная женщина. А ты просто жадная. Ты даже о муже не думаешь! Это же его родители!
В этот момент вошёл Максим. Он услышал последние слова и сразу встал на сторону матери.
— Вот именно, Ань. Я не понимаю, почему ты такая… эгоистка.
Анна уронила губку в раковину, обернулась к ним и медленно сказала:
— Эгоистка? Я? Это я оплачиваю твою машину, твою одежду, все наши счета. Это я вкалываю с утра до ночи, пока вы трое обсуждаете, какие обои выбрать.
Максим побледнел, но упрямо уставился на неё.
— Ты сама выбрала этот бизнес. Я тебя не заставлял.
Анна громко рассмеялась, но смех был без радости.
— Конечно. Ты меня ни к чему не заставляешь. Ты просто удобно устроился. А я должна тянуть всех.
— Хватит, — резко сказал он. — Или ты помогаешь, или…
— Или что? — перебила Анна. — Ты уйдёшь? Так иди!
Валентина Петровна ахнула.
— Вот так? С родной матерью мужа? — с упрёком сказала она. — Бросить нас в беде? Ты бездушная, Анечка.
Анна сжала кулаки.
— Бездушная — это использовать человека как кошелёк.
Ссора длилась ещё долго. Слова летели, как ножи: «жадная», «неблагодарная», «бесполезная». Анна молчала, потом вдруг почувствовала: если она сейчас не скажет правду — она пропала.
Она встала, посмотрела прямо на мужа и его мать.
— Слушайте меня внимательно. Больше ни копейки. Ни ремонта, ни подарков, ни «в долг». Я вам не банкомат. Я вам ничего не должна.
— Ты не имеешь права так с нами! — вскрикнула свекровь.
— Имею, — спокойно ответила Анна. — Потому что это мои деньги. Моя жизнь. И я больше не позволю ею распоряжаться.
Максим шагнул к ней, схватил за руку.
— Ты с ума сошла? Это мои родители!
Анна выдернула руку и толкнула его в грудь.
— Тогда живи с ними.
Он ушёл в ту же ночь. Захлопнул дверь так, что дрожали стены. Свекровь ещё пыталась что-то кричать на пороге, но Анна не слушала. Она просто закрыла дверь на замок и впервые за долгое время почувствовала тишину.
Она села на кухне, заварила чай и смотрела, как в чашке кружится пакетик. Руки дрожали, сердце билось быстро, но внутри было какое-то странное облегчение.
— Значит, вот и всё, — сказала она вслух, сама себе.
И впервые улыбнулась — горько, но честно.
***
На следующий день Анна подала заявление на развод.
Она стояла в коридоре ЗАГСа с пачкой документов в руках и понимала: всё её прошлое — свадьба, белое платье, семейные ужины, разговоры о «долге» — осталось за спиной.
Впереди был страх, одиночество, неизвестность.
Но и свобода.
***
Анна просыпалась теперь без будильника. Её внутренние часы всё равно поднимали её в пять утра, но больше не было того чувства, что она обязана бежать, тащить, спасать кого-то. Она сидела на кухне, пила чай и впервые слышала… тишину. Настоящую.
Развод оформили быстро. Максим сначала грозился «отсудить половину бизнеса», но юрист сразу объяснил: кофейня открыта до брака, зарегистрирована на Анну, всё чисто. Тогда Максим сник. В последний раз она видела его в коридоре суда — бледного, раздражённого, с матерью за руку. Валентина Петровна глядела на Анну так, будто та разрушила «идеальную семью». Анна только усмехнулась: какой «идеальной»?
После развода было трудно. Пустая квартира казалась слишком большой, по вечерам Анна сидела на диване и ловила себя на том, что ждёт — вот-вот хлопнет дверь, войдёт Максим, начнётся привычный спор. Но тишина не нарушалась.
Она выходила на улицу, гуляла, смотрела на людей. Оказалось, мир огромный и живой — и он не крутится вокруг чужих просьб и требований.
В кофейне дела шли в гору. Без бесконечных звонков свекрови и упрёков Максима Анна наконец-то занялась тем, чего давно хотела: расширением меню, новыми акциями, уютными вечерами для постоянных клиентов. Люди тянулись к ней, и это вдохновляло.
Однажды вечером она сидела за столиком у окна своей кофейни и смотрела, как за стеклом идёт снег. Белый, тихий, мягкий. В этот момент Анна вдруг поняла: её белое свадебное платье было символом иллюзии. А снег за окном — символ свободы. Белый, но не тяжёлый. Чистый, не искусственный.
— И всё-таки я счастлива, — сказала она вслух, улыбнувшись сама себе.
Через три месяца она открыла вторую кофейню в соседнем районе. Пришло много людей, кто-то приносил цветы, кто-то подарки. Она стояла в центре зала, принимала поздравления и чувствовала: это её жизнь. Её выбор. Её сила.
И когда один из гостей, мужчина в возрасте, улыбнулся и сказал:
— Видно, что вы всё это сделали сами. С нуля. Без посторонней помощи.
Анна ответила спокойно, с лёгкой иронией:
— Зато без посторонних претензий.
И все рассмеялись.
***
Анна возвращалась домой поздно вечером, улицы были пустые, снег хрустел под ногами. Она остановилась, вдохнула морозный воздух и вдруг почувствовала — больше ей ничего не страшно.
Её жизнь теперь принадлежит только ей.
