— Ты стала такой резкой. Тебя трудно любить, — он сказал это после того, как я отказалась ехать к его матери во время моего отпуска. Раньше я бы вздохнула и согласилась. Но в тот вечер я поняла — не я изменилась. Я просто перестала жертвовать собой ради чужих желаний.
В нашей спальне стояла духота июльского вечера. Окно было приоткрыто, но это не спасало. Максим смотрел на меня так, будто перед ним стоял совершенно незнакомый человек. В каком-то смысле так и было.
— Да ладно тебе, Алла, — его голос звучал мягко, убеждающе. — Мама так ждёт. И Луке полезно провести время с бабушкой.
Я складывала чистое бельё в комод. Аккуратно, методично, как делала последние тринадцать лет нашего брака.
— Дело не в твоей маме, Максим. Дело в том, что я не хочу тратить свой отпуск на эту поездку. У меня другие планы.
Он нахмурился:
— Какие ещё планы? Ты никогда раньше…
— Вот именно, — я закрыла ящик комода. — Никогда раньше. Это и есть проблема.
Наш дом — типовая двушка в новостройке, купленная в ипотеку семь лет назад. Первый взнос — мои сбережения от работы в отделе закупок. Это сейчас я старший специалист по снабжению в международной компании, а тогда просто копила деньги на мечту — поездку в Японию, изучение традиционных ремёсел.
Мы с Максимом познакомились в банке, где я оформляла вклад. Он работал финансовым аналитиком. Классическая история — он помог мне разобраться с документами, потом пригласил на кофе. Через два года родился Лука. Ипотека, садик, школа… всё как у всех.
Я отложила свои мечты в дальний ящик. Япония превратилась в что-то из серии «когда-нибудь потом». Максим был хорошим мужем. Заботливым. А я… я была удобной.
— Ты просто не понимаешь, как это важно для семьи, — Максим следовал за мной по квартире, пока я собирала разбросанные игрушки Луки. — Мама обидится.
— А моё мнение никого не волнует? — я выпрямилась, держа в руках пластмассовый самолётик. — Тринадцать лет, Максим. Тринадцать лет я езжу к твоей маме, готовлю по её рецептам, слушаю её советы о воспитании нашего сына. И всё это за мой счёт — эмоциональный и финансовый.
— Ты преувеличиваешь…
— Нет, — я прервала его. — Я не преувеличиваю. Я была уступчивой — принимала то, что казалось проще. Но со временем даже самые маленькие уступки накапливаются.
Он посмотрел на меня с недоумением:
— Ты стала такой резкой. Тебя трудно любить, когда ты такая.
Его слова ударили меня, словно внезапный порыв ветра в жаркий день. Сначала даже приятно. А потом понимаешь, что этот ветер принёс запах гари.
***
Утром, когда Максим ушёл на работу, я разбудила Луку. Нашему сыну десять. Он похож на отца — те же задумчивые глаза, те же жесты. Но когда он увлечён чем-то, то становится упрямым, как я.
— Мам, а почему мы не едем к бабушке? — спросил он за завтраком, размешивая овсянку с ягодами.
— Потому что у меня другие планы, — ответила я. — Помнишь, я рассказывала тебе про Японию? Про мастеров, которые делают удивительные вещи руками?
Лука кивнул:
— Ага. Ты говорила, что хочешь научиться. Это круто.
— Так вот, в нашем городе открывается мастерская. Настоящий японский мастер будет учить своему искусству. И я записалась на курс.
— А папа?
Мой взгляд затуманился:
— Папа может поехать к бабушке.
Вечером мы с Максимом сидели на кухне. Лука уже спал. За окном шумел летний ливень, превращая улицу в мутную реку.
— Алла, давай поговорим, — голос Максима звучал устало. — Что происходит? Ты меняешься.
Я отпила чай:
— Нет, Максим. Я просто начинаю снова быть собой. Той, которой была до того, как решила, что моя задача — соответствовать твоим ожиданиям.
— Я никогда не требовал от тебя…
— Именно. Ты не требовал. Ты просто ожидал. А я… я решила, что так и должно быть. Что моя любовь к тебе и Луке означает отказ от себя.
Он смотрел на меня растерянно:
— И что теперь? Ты уходишь от нас?
Я покачала головой:
— Нет. Я просто больше не буду растворяться в вас. Я люблю тебя, Максим. Но ещё я хочу любить себя.
— Из-за какой-то Японии? — он выглядел сбитым с толку.
— Не из-за Японии. Из-за того, что мне важно чувствовать полноту жизни, — я замолчала, подбирая слова. — Я хочу снова видеть интерес в своих глазах, когда смотрю в зеркало.
***
На работе меня ценили за исполнительность и аккуратность. Я никогда не отказывалась от дополнительных задач, оставалась допоздна, если нужно. Мои коллеги считали меня надёжным сотрудником. Но в последнее время что-то изменилось.
— Алла, ты не могла бы задержаться сегодня? Нужно закончить отчёт по поставкам, — попросила Наташа, моя руководительница.
Раньше я бы кивнула и осталась. Сегодня я посмотрела на часы:
— Извините, у меня запланированы дела. Я закончу свою часть до конца дня, но потом мне нужно уйти.
Наташа удивлённо приподняла брови:
— О… ладно. Просто… это на тебя не похоже.
— Знаю, — я улыбнулась.
***
Первое занятие в мастерской было похоже на возвращение домой после долгого путешествия. Тихие голоса, сосредоточенные лица людей, пришедших учиться древнему искусству кинцуги — соединения разбитых предметов золотом, превращения шрамов в украшение.
Мастер, невысокий мужчина с седеющими висками, показывал, как соединять фарфоровые осколки, как наносить лак, как втирать золотой порошок в соединения.
— Кинцуги учит нас, что изменённое может стать более интересным, чем было, — объяснял он. — Новые линии — это новая история предмета. Не нужно их скрывать. Нужно сделать их частью нового вида.
Я слушала, затаив дыхание. В этих словах было что-то, что отзывалось во мне, словно эхо в горной долине.
Вечером, вернувшись домой, я застала Максима с телефоном в руках. Он листал фотографии.
— Что смотришь? — спросила я, снимая обувь.
— Наши старые снимки, — он показал мне экран. — Помнишь этот день?
На фотографии мы стояли на берегу реки. Я держала на руках двухлетнего Луку. Смеялась, запрокинув голову. Ветер трепал мои волосы.
— Помню, — я присела рядом с ним. — Тогда было хорошо.
— А сейчас плохо? — он посмотрел мне в глаза.
— Сейчас… сложно, — я взяла его за руку. — Максим, я не хочу всё разрушить. Я просто хочу вернуть часть себя.
***
Конфликт с матерью Максима разгорелся через неделю. Она приехала без предупреждения, с чемоданом и пакетами еды.
— Раз вы не едете ко мне, я решила приехать к вам! — объявила она, целуя сына в щёку. — Алла, милая, у тебя усталый вид. Я приготовлю свой фирменный ужин.
Я стояла в прихожей, чувствуя, как внутри поднимается волна раздражения. Раньше я бы отступила, позволила ей хозяйничать на моей кухне, указывать, что и как делать. Но не сегодня.
— Валентина, — я старалась говорить спокойно, — мы не предупреждены о вашем визите. У нас были планы на вечер.
Она махнула рукой:
— Какие планы могут быть важнее семейного ужина? Лука так соскучился по бабушке!
— У Луки сегодня занятие в художественной студии, — я посмотрела на часы. — И мы с ним собирались пойти вместе.
— Так отмените! — она уже направлялась на кухню.
Я перехватила её, мягко взяв за локоть:
— Нет, Валентина. Мы не будем отменять. Если вы хотите остаться, вы можете подождать нас дома. Мы вернёмся к восьми.
Валентина изменилась в лице:
— Максим, объясни ей!
Мой муж переводил взгляд с меня на мать и обратно. Я видела сомнение на его лице. Раньше он всегда выбирал сторону матери.
— Мама, — наконец произнёс он, — Алла права. Нужно заранее договариваться о встречах.
Валентина побледнела:
— Вот как теперь? Родная мать должна предупреждать…
— Да, — твёрдо сказал Максим. — Должна.
После ухода Валентины (она отказалась остаться, подчёркнуто громко закрыв дверь), мы с Максимом сидели в тишине.
— Спасибо, — сказала я. — Знаю, тебе было нелегко.
Он пожал плечами:
— Она перегнула палку. Хотя… — он посмотрел на меня с лёгкой улыбкой, — раньше тебя это не останавливало.
— Раньше я думала, что быть хорошей женой — значит всегда соглашаться.
— А сейчас?
— Сейчас я думаю, что для счастливого брака важно сохранять себя. Со всеми своими желаниями и стремлениями.
***
Через два месяца я получила первый заказ на реставрацию. Кто-то из учеников мастерской порекомендовал меня своему знакомому. Старинная ваза, треснувшая после падения.
Я работала над ней вечерами, после основной работы. Лука сидел рядом, наблюдая, как я осторожно соединяю осколки, как покрываю трещины золотом.
— Мам, а ты счастлива? — спросил он однажды.
Я отложила кисть:
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что ты улыбаешься, когда это делаешь, — он показал на вазу. — А раньше… раньше я такого не видел.
Я притянула его к себе, обняла:
— Да, Лука. Мне это приносит радость. Потому что я нашла занятие, которое мне действительно по душе.
— А папа? Он тоже будет счастлив?
Я вздохнула:
— Не знаю, милый. Но я очень на это надеюсь.
Когда Максим увидел готовую вазу, он долго молчал. Потом осторожно провёл пальцем по золотой линии:
— Впечатляет. И… интересно получилось.
— В каком смысле?
— В смысле… — он подбирал слова, — иногда нужны перемены, чтобы увидеть новую красоту.
Я кивнула:
— Это правда.
Он сел напротив меня:
— Алла, я не замечал. Всё это время… я думал, что у нас всё в порядке. Что тебе нравится наша жизнь.
— Я тоже так думала, — мой голос был тихим. — Пока не осознала, что потеряла себя в заботе о вас.
— И что теперь?
— Теперь… теперь я хочу найти баланс. Любить вас, но и себя тоже. Иметь семью, но и свой путь.
Он взял меня за руку:
— Я не хочу тебя терять.
— А я не хочу больше терять себя.
***
В августе пришло письмо из Японии. Мастер рекомендовал меня для стажировки в Киото. Три месяца обучения традиционным техникам реставрации.
Я показала письмо Максиму. Он прочитал его несколько раз, потом вернул мне:
— Это… серьёзно.
— Да.
— Ты поедешь?
Я глубоко вдохнула:
— Хочу. Очень хочу.
— А как же работа? Лука? Я?
— Я могу взять отпуск за свой счёт. Лука побудет с тобой… если ты справишься, — сказала я.
Он усмехнулся, но без обиды:
— Справлюсь. Я его отец, в конце концов.
— А ты… ты будешь ждать меня?
Максим долго смотрел в окно. Потом повернулся ко мне:
— Знаешь, Алла… Когда ты начала меняться, я испугался. Думал, что теряю тебя. Но сейчас… — он замолчал, подбирая слова, — сейчас я вижу в тебе огонь. Тот самый, который был, когда мы познакомились. И я понимаю, что если погасить его, я потеряю тебя по-настоящему.
Я сжала его руку:
— Это не значит, что я люблю тебя меньше.
— Я знаю. Просто… мне нужно научиться любить не только ту женщину, которая делает всё для меня. Но и ту, которая делает что-то для себя.
Решение далось нелегко. Были ссоры, слёзы, тяжёлые разговоры. Максим боялся, что я не вернусь. Я боялась, что вернусь к прежней себе — удобной, послушной, потерянной.
***
Мы с Лукой долго говорили. Я объяснила ему, что люблю его больше всего на свете, но мне нужно поехать. Что иногда мамы должны следовать за своей мечтой — не вместо семьи, а вместе с ней.
— Как в сказках? — спросил он. — Там герои всегда идут за мечтой.
— Да, милый. Как в сказках. Только в жизни это сложнее.
Накануне отъезда мы с Максимом сидели на балконе. Ночь была тёплой, звёздной. Из открытого окна доносилось ровное дыхание спящего Луки.
— Ты стала другой, — сказал Максим, глядя на небо. — Но знаешь… мне кажется, я начинаю влюбляться в эту новую тебя.
Я положила голову ему на плечо:
— Я не другая, Максим. Я просто настоящая. И я всегда буду любить тебя и Луку. Просто теперь я буду любить и себя тоже.
Он обнял меня:
— Сейчас я понимаю, что дело не в сложности. Мне просто было непривычно принять, что ты — отдельный человек со своими целями. С тобой — целый новый мир.
Я закрыла глаза:
— Спасибо, что не заставляешь меня выбирать.
— А ты бы выбрала?
— Да, — я посмотрела ему в глаза. — Я бы выбрала себя. Потому что если я потеряю себя, то не смогу по-настоящему заботиться ни о тебе, ни о Луке.
Он кивнул:
— Я буду ждать. Мы будем ждать.
Я знала, что впереди много сложностей. Что мать Максима не примет моего решения. Что будут дни, когда я буду скучать по дому так сильно, что захочу всё оставить и вернуться. Что Максиму будет нелегко справляться одному.
Но я также знала, что нашла свой путь. И что иногда нужны перемены, чтобы создать что-то новое — с золотыми линиями там, где раньше ничего не было.
Не я изменилась. Я просто перестала жертвовать собой ради чужих желаний.
