— Слушай, я сейчас занята. Перезвони через час, — говорила она каждый день.
А Галина Викторовна, его бывшая жена, каждое утро готовила ему завтрак с его любимой яичницей и тостами, даже в выходные. Она помнила, какой чай он любит. Сорок два года она создавала вокруг него невидимый кокон заботы. Потому что она помнила и ценила мелочи, важные для него, даже если он сам не придавал им значения.
Петр Максимович отключил телефон и положил его на прикроватную тумбочку. В глазах неприятно щипало, и он провел по ним ладонью. Наверное, просто пыль. В съемной квартире всегда было пыльно, сколько ни проветривай. А может, ему просто так казалось после безупречной чистоты дома, где Галина Викторовна поддерживала идеальный порядок.
Сорок два года вместе. Сорок два! А потом он ушел. Сам. По своей воле. К Виолэтте, которая была моложе его на тридцать лет и красивее всех женщин, которых он когда-либо встречал.
Петр Максимович включил настольную лампу — единственную вещь, которую он купил сам в эту квартиру. Все остальное выбирала Виолэтта.
— Это стильно, дорогой. Современно. Ты же не хочешь жить, как старик?
Он не хотел. Он хотел быть молодым. Значимым. Важным. Тем, кого слушают, а не только слышат по привычке. Тем, на кого смотрят с восхищением, а не с заботливой снисходительностью.
Галина Викторовна привыкла решать за него. Что надеть, что съесть, какие лекарства принять. Она заботилась, опекала. Он превратился в большого ребенка рядом с ней. Теперь он понимал это. Но тогда… тогда он просто устал быть частью семейного уклада, где каждый выполняет свою роль, и никто не спрашивает, чего ты хочешь на самом деле.
***
Утро началось с сообщения от дочери. Лада писала редко, только по делу. Сейчас дело было в том, что Галина Викторовна продала их квартиру.
«Что значит продала? Как продала? Без моего ведома?» — пальцы дрожали, когда он набирал текст.
«Это была ее квартира. Она могла делать с ней что угодно», — ответила Лада.
Петр Максимович откинулся на спинку стула. Действительно. Квартира, в которой они прожили столько лет, всегда принадлежала Галине Викторовне — досталась от ее родителей.
А вот в его собственной квартире, доставшейся от родителей, уже восемь лет жила Лада с мужем и детьми. Они с Галиной Викторовной решили тогда, что молодой семье нужнее собственное жилье, чем им — вторая квартира.
Машину при разводе она тоже не стала делить — она ей не нужна, а ему пригодится возить новую спутницу. Дачу в Подмосковье она оставила себе — там был ее цветник, которым она гордилась. Он не возражал — Виолэтта говорила, что не любит природу и предпочитает городской комфорт.
«Куда она переехала?» — спросил он у дочери.
«В новый жилой комплекс. Купила двушку в хорошем доме в балконом. Там сейчас живет», — ответила Лада.
Петр Максимович хмыкнул. Галина Викторовна всегда мечтала о балконе. Говорила, что будет выращивать там помидоры и петрушку. А еще поставит кресло-качалку и будет читать книги. Он всегда отмахивался от этих разговоров. Зачем им балкон? У них есть дача.
«Ты заходишь к ней?» — спросил он Ладу.
«Раз в неделю минимум. И внуков вожу. Вчера были у нее с Тимуром и Соней. Она такой торт испекла, пальчики оближешь».
Внуки. Его любимые внуки, которых он не видел уже полгода. Сначала Лада не пускала его на порог — обиделась за мать. Потом он сам перестал проситься — было стыдно. А потом Виолэтта намекнула, что в его возрасте нужно наслаждаться жизнью, а не нянчиться с чужими детьми… И он, одурманенный новыми отношениями, жаждой молодости и страхом показаться несовременным, согласился с ней. Только сейчас он понимал, насколько глупо отказался от самого дорогого в угоду мимолетной прихоти.
***
— Слушай, я сейчас занята. Перезвони через час, — сказала Виолэтта, когда он позвонил ей в обед.
— Ты всегда занята, — тихо ответил Петр Максимович.
— Что? Не слышу тебя. Здесь шумно.
— Где ты?
— На тренинге по саморазвитию. Нам дали перерыв на обед. Но я не одна. Со мной Дэн.
— Кто?
— Дэн. Денис. Мы учимся в одной группе. Он… ну… мой друг.
Петр Максимович знал, что означает это «ну… мой друг». То же самое, что когда-то означало «ну… мой друг» по отношению к нему, когда Виолэтта представляла его своим подругам.
— Сколько ему лет? — спросил он.
— Пётр, ну что за детский сад? Какая разница? Тридцать пять. И давай не будем об этом по телефону. Я приеду вечером, поговорим.
Но она не приехала ни вечером, ни на следующий день. Прислала сообщение: «Останусь у подруги. Нам нужно подумать о наших отношениях».
***
Петр Максимович усмехнулся. Думать было не о чем. Все было ясно как день. Он больше не был нужен Виолетте. За полтора года она умудрилась убедить его оплатить ей курсы саморазвития, новый ноутбук, поездку на море и косметические процедуры. Его накопления, которые он откладывал всю жизнь, растаяли как снег весной.
Наверное, теперь, когда его сбережения закончились, а пенсии едва хватало на скромную жизнь, она нашла кого-то побогаче. Может, дело в деньгах — его пенсии не хватало на те траты, к которым она привыкла. Может, дело в возрасте — он уже не мог угнаться за ней, как раньше. А может, дело в том, что Дэн был моложе, успешнее, интереснее.
Ему вдруг стало интересно, зачем он вообще понадобился Виолетте тогда, полтора года назад. Она работала консультантом в магазине бытовой техники, куда он пришел покупать тостер для Галины Викторовны на годовщину свадьбы. Нелепый подарок, но она давно хотела тостер. Виолетта сразу обратила на него внимание. Улыбалась, шутила, спрашивала о его жизни. Потом предложила выпить кофе после ее смены.
Петр Максимович почувствовал себя молодым. Желанным. Важным. И когда она пригласила его к себе, он не смог отказаться. А потом все закрутилось — встречи, звонки, сообщения. И постоянный вопрос Виолетты: «Когда ты уйдешь от нее?»
И он ушел. Оставил сообщение на кухонном столе: «Прости. Я встретил другую женщину и ухожу к ней. Так будет лучше для всех».
Трусливо. Подло. Он это понимал. Но не мог иначе. Не смог бы смотреть в глаза Галине Викторовне и говорить, что больше не любит ее. Это было бы ложью. Он любил ее. По-своему. Как привыкают любить за сорок два года совместной жизни. Просто ему хотелось чего-то другого. Чего-то нового.
Теперь, спустя полтора года, он понимал, что новизна быстро приедается. А вот одиночество — нет.
***
Виолетта вернулась через неделю. Забрала свои вещи и сообщила, что съезжает.
— Так будет лучше для всех, — сказала она его же словами, которые он когда-то оставил в сообщении для Галины Викторовны.
— Лучше для кого? — спросил он.
— Для тебя, для меня. Мы же взрослые люди, Петя. Мы оба понимаем, что это не работает.
— Что именно не работает?
— Все. Нам скучно вместе. Ты хочешь сидеть дома и смотреть телевизор, а я хочу жить полной жизнью. Тебе нужна сиделка, а мне — мужчина.
— Я мужчина, — возразил он.
— Был. Когда-то. Но сейчас… сейчас ты просто пожилой человек, который боится одиночества.
Она ушла, закрыв за собой дверь. А он остался сидеть на диване, глядя в пустоту перед собой.
«Пожилой человек, который боится одиночества».
Разве не тщеславие и жажда восхищения подтолкнули его к отношениям с Виолэттой? Разве не желание вновь почувствовать себя молодым заставило его бросить женщину, которая была рядом с ним всю жизнь?
***
Петр Максимович нашел квартиру Галины Викторовны без труда. Лада сначала не хотела давать ему адрес, но когда он позвонил ей, голос у него был такой потерянный, что она сжалилась.
— Мама гордая, но одинокая, — сказала дочь. — Может, вы оба наконец поймете, как глупо тратить остаток жизни порознь.
Петр Максимович нашел квартиру Галины Викторовны без труда. Новостройка выделялась среди других домов — современная, с панорамными окнами и действительно с балконами.
Он долго стоял у подъезда, не решаясь войти. Что он скажет? Как объяснит свой приход? Попросит прощения? А если она не простит? Если попросит его уйти?
В конце концов, он решился и позвонил в домофон.
— Кто там? — раздался такой знакомый голос Галины Викторовны.
— Это я, — сказал он и замолчал, не зная, что добавить.
Пауза затянулась, и он уже думал, что она не откроет, но вдруг дверь щелкнула.
Он поднялся на лифте, с трудом переводя дыхание. Сердце колотилось очень сильно. Когда дверь открылась, он увидел ее — Галину Викторовну, свою жену. Бывшую жену. Она изменилась. Постриглась коротко, покрасила волосы в более светлый оттенок. Похудела. И выглядела… моложе?
— Проходи, — сказала она спокойно, без улыбки, но и без враждебности.
Квартира была светлой, уютной.
— Красиво у тебя, — сказал он, не зная, с чего начать разговор.
— Спасибо. Чай будешь?
— Буду.
Они сидели на кухне, пили чай с лимоном, как всегда пили раньше, и молчали. Наконец, Петр Максимович решился:
— Галя, я… я хотел извиниться. За все. За то, как я ушел. За то, что не поговорил с тобой. За то, что был таким…
— Глупым? — подсказала она, и в ее глазах мелькнула искорка.
— Да. Глупым.
— Что случилось? Она тебя бросила?
— Откуда ты знаешь?
— Я женщина, Петя. Я все знаю.
Он рассказал ей все. О Виолэтте, о том, как она ушла к другому. О том, как он понял, зачем был ей нужен. О том, как осознал, что совершил ошибку, уйдя от Галины Викторовны.
— Я хотел быть важным, — сказал он. — Значимым. А в итоге стал просто кошельком для молодой женщины. Ей нужны были не я, не мой опыт, не моя забота — только мои деньги. А когда они закончились, закончился и я для неё.
Галина Викторовна слушала молча, не перебивая. Когда он закончил, она спросила:
— И что теперь? Зачем ты пришел?
— Я… я не знаю. Наверное, хотел увидеть тебя. Убедиться, что с тобой все в порядке.
— Со мной все в порядке, Петя. Более чем. Я начала новую жизнь. Без тебя.
— Я понимаю. И… я рад за тебя. Правда.
Он поднялся, собираясь уходить. Но она остановила его:
— Подожди. Есть кое-что, что ты должен знать.
Она вышла в другую комнату и вернулась с фотоальбомом.
— Смотри.
На фотографиях была она — Галина Викторовна — в окружении людей разного возраста. Они сидели в кругу, что-то обсуждали, смеялись.
— Что это?
— Клуб активного долголетия. Я веду там занятия по кулинарии. И еще занимаюсь в группе здоровья. И хожу на танцы.
— Танцы? — он не смог скрыть удивления.
— Да, представь себе. Всю жизнь мечтала танцевать, но не было времени. Сначала работа, потом дети, потом внуки. А теперь время есть. И я наслаждаюсь каждой минутой.
Она показывала еще фотографии — вот она на экскурсии в музее, вот на прогулке в парке, вот на мастер-классе по мозаике.
— У тебя… у тебя такая насыщенная жизнь, — сказал он с легкой завистью.
— Да. И знаешь, что самое интересное? Я поняла, что могла бы жить так и раньше. Мне не нужно было ждать, пока ты уйдешь. Не нужно было жертвовать собой ради семьи. Мы могли бы найти баланс. Но я поняла это слишком поздно.
— А я понял слишком поздно, что не ценил того, что имел, — сказал он.
Они снова замолчали. Потом она спросила:
— Где ты сейчас живешь?
— В съемной квартире. Той же, куда ушел. Виолэтта съехала, а я остался. Но аренда съедает почти всю пенсию, приходится экономить на всем. Еще месяц-два, и придется съезжать в комнату в коммуналке на окраине. Это после сорока двух лет нормальной жизни…
— И как тебе? Нравится жить одному?
— Нет. Не нравится. Я… я устал быть незаметным.
— Незаметным? Ты? — она усмехнулась. — Ты никогда не был незаметным, Петя. Ни для меня, ни для Лады, ни для внуков. Это ты сам решил, что тебя никто не видит.
Он опустил голову. Она была права. Как всегда.
— Я могу… могу я иногда приходить к тебе? Просто в гости. Поговорить.
— Зачем?
— Не знаю. Наверное, мне не хватает тебя. Нашего… нашего общения.
Галина Викторовна задумалась.
— Я не знаю, Петя. Мне нужно подумать. Все это… неожиданно.
— Конечно. Я понимаю.
Он встал, собираясь уходить. Она проводила его до двери.
— Позвони мне завтра, — сказала она. — Может быть, я решу к тому времени.
— Хорошо. Спасибо, что не прогнала меня сразу.
— За кого ты меня принимаешь? — она слегка улыбнулась.
***
Он позвонил на следующий день. И Галина Викторовна сказала, что он может прийти вечером. И он пришел. И они снова пили чай и разговаривали. О жизни. О детях и внуках. О том, что было и что могло бы быть.
И так продолжалось несколько недель. Он приходил к ней в гости, иногда они вместе гуляли в парке, иногда ходили в кино или на выставки. Как друзья. Без обязательств.
А потом она познакомила его с Аркадием Семеновичем — высоким, седым мужчиной, который вел в клубе активного долголетия занятия по шахматам. И Петр Максимович почувствовал укол ревности.
— Он… он твой друг? — спросил он, когда Аркадий Семенович ушел.
— Да. Хороший друг. Его жены не стало пять лет назад. Он очень добрый и внимательный. И умный.
— Он нравится тебе?
— А ты испытываешь ревность? — она усмехнулась. — После всего, что было?
— Да. Испытываю. И мне стыдно за это.
— Не нужно. Это нормальное чувство. Когда есть привязанность.
— У тебя… у тебя остались чувства ко мне? — спросил он с надеждой.
— Не знаю, Петя. Я не думала об этом. Я просто живу сейчас. И мне хорошо.
Лада пригласила их обоих на день рождения Тимура. Десять лет мальчику — серьезная дата. Петр Максимович волновался — он не видел внуков больше года. Как они отреагируют на его появление?
— Не переживай, — сказала Галина Викторовна. — Дети не умеют долго обижаться.
И она оказалась права. Тимур и Соня сначала смотрели на него настороженно, но потом, когда он подарил Тимуру набор для сборки робота, а Соне — куклу, о которой она мечтала, лед растаял.
— Дедушка, а ты теперь будешь снова жить с бабушкой? — спросила Соня, когда они остались наедине.
— Я… я не знаю, Сонечка. Это зависит не только от меня.
— А я хочу, чтобы вы жили вместе. Бабушка готовит вкусные пирожки, а ты умеешь чинить игрушки. Вы дополняете друг друга.
«Дополняете друг друга». Да, они всегда были вместе. До того момента, как он решил, что ему нужно что-то другое.
В тот вечер, после праздника у Лады, они возвращались домой вместе. Петр Максимович проводил Галину Викторовну до ее квартиры. У двери она вдруг спросила:
— Хочешь зайти?
— Хочу.
Они сидели на террасе, смотрели на ночной город и молчали. Потом он взял ее за руку.
— Галя, я… я понял, что совершил ошибку. Самую большую ошибку в моей жизни. Я ушел, потому что хотел быть важным. А сейчас я вернулся, потому что устал быть незаметным. И я знаю, что не имею права просить тебя о новом начале. Но… но если бы ты…
— Петя, — перебила она его. — Я не знаю, смогу ли я снова доверять тебе. Не знаю, смогу ли забыть то, что ты ушел к другой женщине после сорока двух лет совместной жизни. Не знаю, смогу ли простить то сообщение на кухонном столе.
Он опустил голову.
— Но я готова попробовать, — продолжила она. — Не сразу. Постепенно. Шаг за шагом. Без обязательств. Без гарантий. Просто… попробовать.
— Правда? — он не мог поверить своим ушам.
— Правда. Но при одном условии.
— Каком?
— Ты никогда больше не будешь решать за меня, что для меня лучше. И я не буду решать за тебя. Мы будем разговаривать. Открыто. Честно. О том, что нам нужно. О том, чего мы хотим.
— Я согласен. На все согласен.
— И еще одно. Я не брошу свои занятия в клубе активного долголетия. И танцы. И экскурсии. Это моя жизнь сейчас. И она мне нравится.
— Конечно. Я понимаю. Я… я мог бы присоединиться к тебе? Если ты не против.
— Не против. Думаю, тебе понравится. Особенно шахматы с Аркадием Семеновичем, — она улыбнулась.
— Я… я постараюсь не испытывать ревности к нему, — улыбнулся в ответ Петр Максимович.
— Он хороший человек, Петя.
Петр Максимович взял ее руку и поцеловал.
— Я готов разговаривать. И слушать. И слышать. Я даю слово.
Галина Викторовна улыбнулась.
— Не нужно давать слово, Петя. Просто будь рядом. Будь настоящим. И мы справимся.
***
Прошло полгода. Петр Максимович продал машину и переехал к Галине Викторовне. Не сразу — сначала они просто встречались, ходили на свидания, узнавали друг друга заново. Потом он стал оставаться у нее ночевать. А потом они решили, что глупо платить за съемную квартиру, когда можно жить вместе.
Он записался в клуб активного долголетия и действительно подружился с Аркадием Семеновичем. Они играли в шахматы, обсуждали политику, спорили о книгах. И Петр Максимович чувствовал себя живым. Настоящим. Важным.
Но не потому, что кто-то им восхищался или нуждался в нем. А потому, что он сам ощущал свою ценность. Свою значимость. Для себя самого, для Галины Викторовны, для детей и внуков.
Однажды, когда они сидели на балконе и пили чай, Галина Викторовна спросила:
— Не жалеешь?
— О чем?
— О том, что вернулся. О том, что мы снова вместе.
— Нет. Ни секунды. А ты?
— И я нет. Знаешь, я думала, что никогда не смогу простить тебя. Что обида будет жить во мне вечно. Но потом поняла, что это глупо. Жизнь слишком коротка для обид. И слишком драгоценна для одиночества.
— Ты мудрая женщина, Галя.
— Просто опытная, — усмехнулась она.
— Нет. Не просто опытная. Очень красивая.
Петр Максимович подумал о том, как неразумно было искать счастье где-то далеко, когда оно всегда было рядом. В этой женщине. В ее улыбке. В ее руках. В ее глазах, которые всегда смотрели на него с любовью. Даже тогда, когда он этого не замечал.
— Я люблю тебя, — сказал он. — Всегда любил. И буду любить.
— И я тебя, — ответила она просто.
И в этот момент они оба поняли, что самое важное в жизни — это не быть молодым, успешным или заметным. Самое важное — быть любимым. И любить в ответ.
Петр Максимович ушел, потому что хотел быть важным. А вернулся, потому что понял, что он всегда был важным для тех, кто его по-настоящему любил.
