— Ты опять к ней переезжаешь? — Андрей стоял у окна, не оборачиваясь, и его голос звучал глуше, чем обычно.
Екатерина замерла с наполовину собранной сумкой в руках. Резкость вопроса и интонация мужа заставили её вздрогнуть. За три месяца ухода за матерью это был первый раз, когда он позволил себе демонстративное недовольство.
— Андрей, ты же знаешь, что у меня нет выбора. Папа сегодня уезжает к брату в Пензу.
— Выбор есть всегда, — он наконец повернулся. — Просто некоторые варианты кажутся нам невозможными.
Катя бросила футболку в сумку, не складывая.
— Предлагаешь оставить маму одну с переломом? С гипсом до колена? Или нанять сиделку за сто тысяч, которых у нас нет?
— Ты думаешь, я не понимаю? — Андрей подошёл и сел на край кровати. — Но мы не виделись нормально уже сколько? Три месяца? Ты приходишь ночевать раз в неделю, измотанная, без сил. Мы даже поговорить толком не успеваем.
За окном февральский ветер гнал позёмку по тротуару. Точно таким же серым зимним днём три месяца назад Тамара Васильевна поскользнулась на обледенелом крыльце поликлиники. Перелом со смещением, операция, долгий восстановительный период.
И жизнь, которая пошла наперекосяк.
Ключ повернулся в замке родительской квартиры. Катя толкнула дверь бедром, пытаясь одновременно удержать сумку и пакет с продуктами.
— Мама, я пришла!
Из комнаты донёсся приглушённый голос:
— Наконец-то! Я уж думала, ты решила остаться у благоверного!
Катя стиснула зубы. Эти колкости стали постоянным фоном их общения. Мать никогда открыто не критиковала Андрея, но каждый раз находила способ уколоть.
— Папа уже уехал?
— Да, сбежал к брату, — в голосе Тамары Васильевны звучала плохо скрываемая обида. — Сказал, что ему нужно помочь с документами. Ну конечно, у брата проблемы важнее, чем больная жена.
Катя прошла на кухню, разбирая продукты. Отца можно было понять — за эти месяцы характер матери стал невыносимым. Тамара Васильевна, всегда гордая и самостоятельная, тяжело переживала свою беспомощность.
— Я буду здесь ночевать, пока папа не вернётся, — сказала Катя, заходя в комнату.
Мать полулежала на кровати, устроив загипсованную ногу на подушке. В её глазах промелькнуло странное выражение — облегчение вперемешку с торжеством.
— Надолго ли? Твой благоверный тебя не отпустит.
— У Андрея имя есть, мам.
— Знаю-знаю, — отмахнулась Тамара Васильевна. — Ты лучше расскажи, что на работе. Тебя ещё не уволили за все эти отгулы?
Вопрос ударил по больному месту. Екатерина вздохнула. Её действительно вызывали к начальству на прошлой неделе. Крупный проект, за который она отвечала, начал буксовать.
— Пока терпят. Но если ситуация не изменится, боюсь, меня переведут на другую должность. С понижением.
— Вот видишь! — в голосе матери послышались знакомые интонации бывшего преподавателя. — Я же говорила, что эта работа ненадёжная. Всегда нужно иметь запасной вариант.
Катя проглотила готовую сорваться резкость. Бессмысленно напоминать матери, что она сама настояла на её немедленном переходе на очный режим ухода, когда врач предложил реабилитацию в специализированном центре.
— Как твоя нога? Боли есть?
— Болит, конечно, — тон Тамары Васильевны смягчился. — Врач говорит, что восстановление идёт нормально, но мне кажется, что я уже никогда не буду ходить как раньше.
— Мам, не драматизируй. С таким настроем точно не будешь.
Телефон в кармане Кати завибрировал. Она мельком взглянула на экран — Андрей прислал фотографию их поездки в Карелию и короткую подпись: «Помнишь?»
Улыбка невольно тронула её губы.
— От мужа сообщение? — тут же заметила Тамара Васильевна. — И что же там такого, что ты улыбаешься?
— Просто фотография из поездки.
— А-а-а, — протянула мать. — Той самой, на которую вы копили полгода? И из-за которой ты не смогла помочь мне с ремонтом на даче?
— Мам, — Катя почувствовала, как закипает, — это было два года назад. И мы предлагали перенести ремонт на месяц.
— Конечно-конечно, — Тамара Васильевна поправила подушку. — Просто интересно, когда вы теперь сможете путешествовать. С ребёнком не особо поездишь.
— С каким ребёнком?
— Ну как же, ты же хотела в этом году забеременеть? Или передумала?
Катя отвернулась к окну, чтобы мать не заметила выражения её лица. Действительно, они с Андреем планировали завести ребёнка в этом году. Уже начали готовиться, прошли обследования. А потом случился этот перелом.
— Не передумала. Просто сейчас не самое подходящее время.
— Да-да, конечно, — в голосе матери проскользнуло что-то похожее на удовлетворение. — Тем более с твоей работой. А вдруг тебя действительно понизят или уволят? Какое уж тут материнство.
Телефон снова завибрировал. Катя взглянула на сообщение: «Позвони, когда сможешь. Важно.»
— Мне нужно позвонить, — сказала она, выходя из комнаты.
— Что значит «меня отстраняют от проекта»? — Катя говорила полушёпотом, запершись в ванной. — Ольга, мы же договорились, что я буду работать удалённо!
Голос начальницы в трубке звучал виновато, но твёрдо:
— Прости, Кать. Я пыталась тебя отстоять, но клиент настаивает на личном присутствии менеджера. Твои отлучки затягивают сроки.
— Дай мне неделю! Я всё наверстаю!
— Решение уже принято. С понедельника проект ведёт Сергей.
Катя закрыла глаза, пытаясь совладать с подступающей паникой.
— А что будет со мной?
— Тебя переводят на внутренние проекты. С сохранением должности, но… — Ольга замялась.
— Но без премиальных.
— Да. Прости, я правда пыталась…
— Я понимаю, — перебила Катя. — Спасибо, что предупредила.
Она опустилась на край ванны. Удар был серьёзным. Премиальные составляли почти половину её дохода. Они с Андреем как раз рассчитывали на эти деньги, чтобы закрыть часть ипотеки досрочно.
В дверь постучали.
— Катя! Ты там что, заснула? Мне нужно в туалет!
— Сейчас, мам, — она сделала глубокий вдох и открыла дверь.
Тамара Васильевна стояла, опираясь на костыли, с недовольным выражением лица.
— Ты в порядке? — неожиданно спросила она, вглядываясь в лицо дочери.
— Да, всё нормально.
— Врёшь, — констатировала мать. — У тебя такое лицо, как будто тебя только что уволили.
Точность попадания была почти пугающей.
— Не уволили, просто… отстранили от проекта.
Тамара Васильевна поджала губы:
— Я же говорила, что так и будет. Им плевать на твои семейные обстоятельства.
— Это бизнес, мама. Ничего личного.
— И что теперь?
— Зарплата будет меньше. Намного.
Тамара Васильевна промолчала, но в её глазах промелькнуло странное выражение — то ли беспокойство, то ли удовлетворение. Словно свершилось что-то, чего она и боялась, и одновременно ждала.
— Из-за меня, да? — наконец спросила она.
— Нет, это просто стечение обстоятельств.
— Не лги мне, Катя! — голос матери повысился. — Всё из-за того, что ты разрываешься между мной и работой.
— Мама, сейчас не время…
— А когда будет время? Когда ты останешься без работы, а твой муж начнёт попрекать тебя тем, что вы не можете платить ипотеку?
Катя почувствовала, как внутри что-то обрывается.
— Андрей так не поступит.
— Все мужчины одинаковы, — отрезала Тамара Васильевна. — Когда наступают трудности, они предпочитают уйти. Как твой отец сбежал к брату, так и…
— Хватит! — резкость собственного голоса удивила даже саму Катю. — Папа не сбежал, он просто взял паузу. И не смей сравнивать Андрея с кем-то! Ты его даже не знаешь толком!
На мгновение в коридоре повисла звенящая тишина. Тамара Васильевна медленно выпрямилась, насколько позволяли костыли:
— Вот значит как. Три месяца заботы, и это твоя благодарность.
— Мама, прекрати…
— Оставь меня в покое! — мать резко повернулась, чуть не потеряв равновесие. — Вызову себе сиделку, если я такая обуза для собственной дочери!
Дверь спальни хлопнула. Катя осталась стоять в коридоре, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
Вечером пришло сообщение от Андрея: «Буду поздно. Не жди.»
Катя сидела на кухне родительской квартиры, глядя на тёмный экран телефона. Из комнаты матери не доносилось ни звука — Тамара Васильевна приняла снотворное и, наконец, уснула.
«Всё разваливается,» — подумала Катя. Работа, отношения с мужем, и даже с матерью теперь конфликт. Как будто тот злополучный гололёд не только сломал ногу Тамаре Васильевне, но и пустил трещину по всей её, Катиной, жизни.
Телефон зазвонил так неожиданно, что она вздрогнула. На экране высветилось имя отца.
— Папа? Ты как?
— Нормально, доченька, — голос Николая Петровича звучал устало. — Как мама?
— Спит. Мы… поругались.
— Снова? — в голосе отца не было удивления. — Что на этот раз?
— Всё сразу, — Катя почувствовала, как к горлу подкатывает ком. — Проект отдали другому менеджеру, зарплата будет меньше, Андрей отдаляется…
— Так, стоп, — перебил отец. — Давай по порядку.
Она выложила всё — и про работу, и про нарастающую напряжённость с Андреем, и про ссору с матерью. Николай Петрович слушал молча, изредка задавая уточняющие вопросы.
— Я больше не знаю, что делать, папа, — завершила Катя. — Кажется, я теряю всё.
— Слушай меня внимательно, — голос отца стал неожиданно твёрдым. — Завтра я возвращаюсь. А ты поедешь домой, к мужу.
— Но мама…
— С мамой я разберусь сам. Мы с ней поговорим начистоту.
— О чём?
— О том, что пора перестать портить жизнь собственной дочери, — в голосе отца послышалась необычная для него решительность. — Я слишком долго позволял ей манипулировать всеми нами.
Катя ошеломлённо молчала. За всю её жизнь отец никогда открыто не шёл против воли матери.
— Папа, ты уверен?
— Более чем. Иногда требуется кризис, чтобы увидеть правду. Ты строишь свою жизнь, и мы с мамой не имеем права её рушить. К тому же… — он помедлил, — есть вариант с частной реабилитационной клиникой. Я навёл справки.
— Но это же дорого!
— У нас есть сбережения. Я просто никогда не мог убедить твою маму, что они нужны именно для таких ситуаций, а не для того, чтобы лежать на счёте.
После разговора Катя долго сидела на кухне. Впервые за три месяца появилась надежда, что кошмар закончится. В сообщении мужу она написала только: «Завтра приеду домой. Навсегда.»
— Не понимаю, почему я должна ехать в какую-то клинику, — возмущённо говорила Тамара Васильевна, глядя на собранную сумку. — Вполне могу восстанавливаться дома.
Катя переглянулась с отцом. Николай Петрович приехал утром, непривычно собранный и решительный. Они обсуждали с матерью предстоящую реабилитацию уже почти час.
— Тамара, мы всё решили, — спокойно сказал Николай Петрович. — В клинике тебе будет лучше — профессиональный уход, ежедневные процедуры.
— И вы оба сможете спихнуть меня с рук!
— Мам, перестань, — Катя устала от этих манипуляций. — Ты же видишь, что так будет лучше для всех. Включая тебя.
— Лучше для всех, — передразнила Тамара Васильевна. — Особенно для твоего драгоценного брака, да? Андрей уже пригрозил разводом?
Упоминание Андрея что-то надломило в Кате. Три месяца сдерживаемых эмоций прорвались наружу.
— А ты бы этого хотела, да? — её голос звенел от напряжения. — Чтобы мой брак разрушился? Чтобы я осталась одна, как ты боишься остаться?
— Катя! — предостерегающе произнёс отец.
— Нет, пусть говорит, — Тамара Васильевна выпрямилась, насколько позволяли костыли. — Я хочу услышать, что ещё она думает о родной матери.
— Я думаю, что ты даже не заметила, во что я превратилась за эти три месяца! — Катя чувствовала, как дрожит голос. — У меня проблемы на работе, я едва вижу мужа, я не высыпаюсь уже который месяц! А ты только и делаешь, что обвиняешь всех вокруг!
— Екатерина, — впервые мать назвала её полным именем без привычной строгости, — я просто…
— Что «просто»? Боялась одиночества? Так ты своими руками отталкиваешь тех, кто рядом! Папа сбежал к дяде не от твоей болезни, а от твоего характера!
В комнате повисла тяжёлая тишина. Тамара Васильевна медленно опустилась на стул, глядя на дочь потрясённым взглядом.
— Девочка моя, — вдруг тихо сказала она, — ты вся серая. И круги под глазами такие тёмные…
Это неожиданное замечание, сделанное совсем другим тоном, выбило почву из-под ног. Катя вдруг почувствовала, как по щекам текут слёзы.
— Я так устала, мама…
— Иди сюда, — Тамара Васильевна протянула руки, и Катя, как в детстве, опустилась перед ней на колени, уткнувшись лицом в колени матери. — Прости меня. Я не замечала… Не хотела замечать.
Николай Петрович тихо вышел из комнаты, оставив их наедине.
— Я вызову такси до клиники, — сказала Тамара Васильевна, гладя дочь по волосам. — А ты поезжай домой. К мужу.
— Ты правда не сердишься? — Катя лежала в их с Андреем кровати, впервые за три месяца чувствуя себя дома.
— За что? — он обнял её крепче. — За то, что ты заботилась о матери?
— За то, что я пропадала так долго. За то, что ты был на втором месте.
Андрей приподнялся на локте, глядя ей в глаза:
— Я сердился. И обижался, — признался он. — Было тяжело, особенно когда твоя мама давала понять, что я не самое важное в твоей жизни. Но потом…
— Что?
— Потом позвонил твой отец.
Катя удивлённо приподняла брови:
— Папа? Тебе?
— Да. Сказал, что беспокоится о тебе. Что ты изматываешь себя, пытаясь всем угодить. И что… — Андрей сделал паузу, — что он уважает меня за терпение и просит ещё немного подождать.
— И ты согласился?
— С твоим отцом сложно не согласиться, когда он говорит таким тоном, — улыбнулся Андрей. — Но дело не в этом. Я понял, что этот кризис или сблизит нас, или разрушит. Всё зависит от того, как мы его проходим.
Катя посмотрела на мужа с удивлением и благодарностью. За эти три месяца ей казалось, что их отношения рушатся. Но, возможно, они просто становились глубже и сложнее.
— Что на работе? — спросил Андрей, меняя тему.
— Ольга звонила. Говорит, что после моего официального возвращения есть шанс вернуть проект. Клиент недоволен подходом Сергея.
— Вот видишь, — Андрей поцеловал её в висок, — всё налаживается.
Катя улыбнулась и закрыла глаза. Впервые за долгое время она чувствовала спокойствие. Реабилитация матери шла хорошо, отец звонил каждый день с обновлениями. Работа, кажется, тоже наладится.
Телефон на тумбочке завибрировал. Сообщение от отца: «Мама спрашивает, когда вы с Андреем приедете навестить её. Говорит, что хочет извиниться перед вами обоими.»
Андрей, читавший сообщение через плечо жены, улыбнулся:
— Похоже, лёд тронулся. Поедем в воскресенье?
Катя кивнула, чувствуя, как внутри разливается тепло. Что-то подсказывало ей, что этот кризис действительно изменил их всех. Разрушил старые стены и построил новые мосты.
А через месяц, когда тест на беременность покажет две полоски, мама просто скажет: «Я всегда знала, что ты будешь прекрасной матерью», и в её глазах не будет ни тени той собственнической ревности, что терзала их отношения многие годы.
Но это уже будет совсем другая история.
