Вика сидела за кухонным столом, проверяя рабочую почту. На экране — письмо от начальства: премия за квартал. Сумма внушительная, почти как две её зарплаты. Она улыбнулась, чувствуя лёгкое тепло в груди. Не просто похвала, а деньги, которые она заработала. Подняла глаза на Сашу, который пил чай, глядя в окно.
— Слушай, мне премию дали, — сказала она, стараясь не слишком хвастаться, но всё же не скрывая радости. — За проект с немцами. Сказали, я их из кризиса вытащила.
Саша повернулся, кивнул. Его лицо было спокойным, даже равнодушным, как будто она рассказала, что купила хлеб.
— Класс, — сказал он, отхлебнув чай. — Переведены свою премию тогда маме, она лучше знает, как тратить деньги.
Вика замерла. Ложка, которой она мешала сахар в кофе, остановилась в воздухе. Она ждала, что он добавит что-то ещё — шутку, уточнение, хотя бы улыбку. Но он просто смотрел на неё, как будто сказал что-то обыденное, вроде «погода сегодня хорошая».
Она открыла рот, чтобы ответить, но слова пропали. Саша уже отвернулся к окну, будто разговор закончился.
— Ты серьёзно? — наконец выдохнула она, голос был тише, чем ей хотелось.
— А что? — он пожал плечами. — Мы же всегда так делаем. У мамы всё под контролем, ты же знаешь.
Вика положила ложку на стол. Её пальцы слегка дрожали, и она сжала их в кулак. Она знала, что его мама, Светлана Ивановна, любит держать всё в своих руках. Но зарплата? Её зарплата? Это было слишком.
Она посмотрела на Сашу, на его спокойное лицо, на чашку с остывшим кофе, на крошки от печенья на столе. Всё казалось таким обычным, но в этот момент кухня стала чужой.
— Я подумаю, — сказала она, хотя думать не хотела. Хотела крикнуть, что это её деньги, её труд, её жизнь. Но вместо этого встала, поставила чашку в раковину и вышла из кухни. Саша даже не обернулся.
Они познакомились три года назад, на свадьбе общей знакомой. Саша был высоким, с лёгкой сутулостью и улыбкой, которая казалась искренней. Вика тогда работала в маркетинге, только начинала, и её жизнь была хаотичной — съёмная однушка, долги по кредитке, мечты о чём-то большем.
Саша был другим: стабильный, с хорошей работой в IT, с квартирой, которую ему помогли купить родители. Он казался надёжным, как якорь в её штормовом море.
Через полгода он познакомил её со своей семьёй. Светлана Ивановна встретила их в своей просторной квартире. Стол был накрыт, как на Новый год: салаты в хрустальных салатниках, мясо по-французски, бутылка вина.
Вика тогда удивилась, как всё организовано — каждый знал, что принести, кто за что платит. Светлана Ивановна сидела во главе стола, с блокнотом, в котором она что-то помечала.
— Это у нас так устроено, — объяснил Саша, когда Вика спросила, зачем его мама записывает, кто сколько потратил на вино и салфетки. — Она всегда всё считает. Билеты на отпуск, подарки, даже продукты на неделю. У нас так всегда.
Вика тогда засмеялась. Ей показалось это милым — такая забота, почти как в старых фильмах про большие семьи. Светлана Ивановна даже выдала Саше и его сестре, Маше, по тысяче рублей на «карманные расходы» перед отпуском.
Вика подумала, что это забавно: взрослые люди, а мама всё ещё раздаёт им деньги, как школьникам. Саша тогда подмигнул ей: «Мама — наше мини-министерство финансов. Без неё бы пропали».
Тогда это было шуткой. Вика даже рассказала подруге, как мило, что у Саши такая заботливая мама. Но теперь она вспоминала тот вечер с тяжестью в груди. Это была не забота. Это была система. Система, в которой она, Вика, не имела голоса.
Теперь, когда они с Сашей поженились, её зарплата, её премия — всё это теперь должно было пройти через блокнот Светланы Ивановны. И Саша не видел в этом ничего странного.
Она вспомнила, как Светлана Ивановна однажды позвонила, чтобы уточнить, сколько Вика потратила на платье для свадьбы. «Просто для учёта», — сказала она тогда. Вика ответила, что это её деньги, и Светлана Ивановна только хмыкнула: «Ну, это пока». Тогда Вика пропустила это мимо ушей. Теперь эти слова звучали как предупреждение.
Утром в субботу Вика решила поговорить с мужем. Она готовила завтрак — яичницу с тостами. Саша сидел за столом, листал новости в телефоне. Она поставила перед ним тарелку и села напротив.
— Саш, я хочу сама распоряжаться своими деньгами, — сказала она, стараясь говорить спокойно. — Я взрослый человек. Я знаю, как планировать бюджет и не хочу, чтобы кто-то меня контролировал.
Он поднял глаза от телефона, нахмурился, но не сердито, а с каким-то искренним удивлением.
— Да при чём тут ты? — спросил он. — Речь не про контроль. Просто мама лучше планирует. У неё таблицы, всё расписано. Мы всегда так делаем.
— Кто «мы»? — Вика почувствовала, как голос дрожит, но сдержалась. — Твоя мама, ты, Маша? А я тут где?
Саша положил телефон на стол, вздохнул.
— Вик, ты всё усложняешь. Это просто удобно. Мама знает, как распределить, чтобы всем хватило. Ты же видела, как она всё организует.
— Я видела, — кивнула Вика. — Но я не хочу, чтобы кто-то решал за меня, на что тратить мои деньги. Это мои деньги, Саш.
Он смотрел на неё, как будто пытался понять, откуда взялась эта проблема. Его лицо было таким искренним, что Вике на секунду стало его жалко. Он правда не видел ничего странного. Для него это было так же естественно, как чистить зубы по утрам. Но для неё это было как удар под дых.
— Ладно, — сказал он наконец. — Подумай. Но я правда не понимаю, почему ты так завелась.
Вика хотела сказать ещё что-то, но просто встала и ушла в спальню. Она закрыла дверь и села на кровать, глядя на своё отражение в зеркале.
Ей было тридцать, она работала по десять часов в день, чтобы выбиться в люди, чтобы доказать себе, что она может. И теперь её зарплата должна уйти в чужой блокнот? Она сжала кулаки, чувствуя, как внутри растёт что-то горячее и тяжёлое.
В воскресенье они поехали к Светлане Ивановне на обед. Вика не хотела, но Саша настоял: «Мама обидится, если не приедем».
Вика согласилась, и весь день наблюдала за Машей, младшей сестрой Саши. Маше было двадцать семь, она работала в банке, но жила с матерью. Вика заметила, как Маша, прежде чем налить себе кофе, посмотрела на Светлану Ивановну, как будто спрашивая разрешения. Когда разговор зашёл о том, что Маша хочет подстричься, она достала телефон и показала матери фото стрижки.
— Нормально? — спросила Маша.
Светлана Ивановна посмотрела на экран, нахмурилась.
— В этой парикмахерской дорого, — сказала она. — Лучше иди в ту, что на углу. Там дешевле, и мастер нормальный.
Маша кивнула, убрала телефон. Вика смотрела на неё и чувствовала холод в груди. Маша не спорила, не возражала. Она просто делала, как сказано. Вика вспомнила, как Саша однажды упомянул, что у Маши нет своей карты. Все её деньги шли через мать. Даже на маникюр Маша спрашивала разрешения.
Вика посмотрела на Сашу, который смеялся над какой-то шуткой матери. Он был таким же. Не спрашивал разрешения, но и не возражал. Он жил по правилам, которые установила Светлана Ивановна. И теперь эти правила тянули Вику в ту же систему. Она представила себя через десять лет: без своего счёта, без права решать, без голоса. Она сидела за столом, ела котлеты, улыбалась, когда её спрашивали, как дела на работе, но внутри всё сжималось. Если она сейчас промолчит, то станет как Маша. И это будет конец.
На следующий день Саша пришёл домой с конвертом. Вика была на кухне, резала овощи для салата. Он положил конверт на стол и сказал:
— Мама просила передать. Список, что купить на месяц. С твоей зарплаты.
Вика остановилась. Нож замер над помидором. Она посмотрела на конверт, на аккуратный почерк Светланы Ивановны: «Продукты», «Коммуналка», «Резерв». Всё расписано, как в бухгалтерской книге. Она взяла конверт, открыла, пробежалась глазами по списку. Потом медленно, но уверенно разорвала его пополам.
— Что ты делаешь? — Саша смотрел на неё, как будто она разбила его любимую кружку.
— Я не цифра в чьей-то таблице, — сказала Вика, и её голос был спокойнее, чем она ожидала. — Я не собираюсь жить по расписанию твоей мамы.
— Вик, ты чего? — он шагнул к ней, но остановился, увидев её взгляд. — Это просто список. Что ты так завелась?
— А ты всё упрощаешь, — она бросила обрывки конверта на стол. — Включая меня. Я не хочу, чтобы кто-то решал, как мне тратить мои деньги. Это мои деньги, Саш. Не твоей мамы. Не твои. Мои.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но замолчал. Его лицо отражало смесь шока и растерянности. Он явно не ожидал, что она так ответит.
Вика ждала, что он начнёт спорить, но он просто собрал обрывки бумаги, выкинул их в ведро и вышел из кухни. Она услышала, как хлопнула входная дверь.
Вика осталась стоять, сжимая нож. Её руки дрожали, но она чувствовала что-то новое — не страх, не злость, а что-то похожее на облегчение. Она впервые сказала «нет» так громко, что её услышали.
Прошла неделя. Саша почти не говорил с ней. Он был не злой, а скорее потерянный, как будто кто-то выдернул у него инструкцию, по которой он жил. Светлана Ивановна звонила каждый день. Вика слышала обрывки разговоров — Саша по привычке включал громкаюсвязь: «Вразумить», «Она не понимает», «Это для семьи». Саша отвечал коротко, иногда злился, но не на мать, а на ситуацию.
Вика видела, как он сидит на диване, уставившись в телевизор, но не смотрит его. Он был в ловушке — между привычкой и чем-то новым, чего он не понимал.
Однажды вечером он вошёл на кухню. Вика сидела за столом, проверяла рабочие письма. Он молча положил на стол её банковскую карту. Ту самую, которую она отдала ему, когда они только начали жить вместе, чтобы он внёс её в семейный бюджет.
— Возьми, — сказал он. — Трать, как считаешь нужным. Это твои деньги.
Вика посмотрела на карту, потом на него. Его лицо было усталым, но не злым. Она ждала подвоха, но его не было.
— Я правда не понимал, — добавил он, потирая затылок. — Просто так вырос. Мама всегда всё решала, и я думал, это нормально. Но я не хочу потерять тебя из-за привычек, в которых ты не подписывалась участвовать.
Вика молчала. Она хотела сказать что-то резкое, но слова не шли. Вместо этого она просто кивнула. Саша постоял ещё секунду, потом вышел. Дверь за ним закрылась тихо.
Вика осталась сидеть, глядя на карту. Она не чувствовала триумфа, не было радости победы. Но впервые за последнее время кухня казалась её. Не чужой, не чьей-то ещё. Её. Она взяла карту, положила в кошелёк и вернулась к письмам. Впервые за неделю она дышала свободно.
