Я приехал с мангалом, углем и пледом. Сестра жены посмотрела: «Тут и без тебя всё есть». Потом ушли ставить стол. Меня не позвали.
Странное ощущение, когда тебя приглашают, а потом делают вид, что ты лишний. Я стоял посреди поляны, сжимая в руках плед, и не знал, куда себя деть. Вокруг шумела жена Ирина с её роднёй — все громко смеялись, обсуждали какие-то общие воспоминания, а я был будто стеклянной стеной отгорожен от этого веселья.
Мы с Ириной познакомились шесть лет назад в спортивном клубе. Я тогда только переехал в этот город из-за работы — мне предложили руководить отделом промышленного проектирования в крупной компании. Ирина занималась в том же зале по вечерам после своей работы в исследовательской лаборатории.
Наше знакомство произошло случайно — я уронил полотенце, она подняла. Банально, но так бывает в жизни.
Через две недели мы уже не представляли, как раньше жили друг без друга. А через год мы поженились.
И тут начались первые звоночки.
На свадьбу её родня приехала в полном составе — мать с отцом, сестра с мужем, брат с женой, две тётки с дядьями, четверо двоюродных. Шумные, весёлые, они заполнили собой всё пространство.
Мои родители — тихие интеллигентные люди из маленького городка — терялись на их фоне. Моя мама потом сказала: «Сынок, у неё такая… активная семья». Это было мягким преуменьшением.
На нашей свадьбе тесть произнёс тост, от которого меня до сих пор передёргивает: «За нашу Ирочку! Пусть этот брак принесёт ей счастье. А если что — мы всегда рядом». Он так выразительно посмотрел на меня, что стало ясно — «если что» намекает на мою возможную несостоятельность как мужа.
Ирина тогда не заметила. А я решил не портить праздник и промолчал.
Это было пять лет назад. Пять лет я пытаюсь стать «своим» для её семьи.
Сначала были мелочи. Семейные ужины, где обсуждались истории, о которых я ничего не знал. Шутки с подтекстом. Вопросы о моей карьере с легким оттенком сомнения в моей компетентности.
Потом — игнорирование моего мнения при обсуждении важных вопросов. «Марк, ты же не в курсе наших дел», — отмахивалась тёща. И Ирина не возражала.
Когда мы выбирали квартиру, её родители настойчиво предлагали нам вариант рядом с их домом. А когда мы купили жильё в другом районе, поджали губы и сказали: «Ну, вы же взрослые люди, решайте».
После этого два месяца мне приходилось слушать от жены, что я недостаточно учитываю семейные ценности её родни.
Я старался. Правда старался. Приезжал на все семейные праздники. Дарил продуманные подарки. Предлагал помощь. Интересовался их делами. Но в ответ получал только формальную вежливость. Будто я не муж Ирины, а какой-то случайный знакомый, которого терпят из вежливости.
Сегодня должен был быть обычный семейный пикник. Тёща, Надежда Викторовна, позвонила в среду:
— Марк, в субботу собираемся на природе, на нашем обычном месте у реки. Приезжайте с Ириной.
Я обрадовался. Честно. В последнее время мы с женой почти не выбирались из дома — я работал над новым проектом в компании, она готовила квартальный отчёт в своей лаборатории. Мысль о том, что можно провести выходной на свежем воздухе, казалась подарком судьбы.
***
И вот сейчас я стоял с этим дурацким пледом, наблюдая, как Лена, сестра Ирины, демонстративно отодвигает в сторону принесённый мной мангал. Она достала из багажника своей машины другой. Видимо, более достойный быть в центре семейного пикника.
— О, Марк приехал, — с наигранной радостью воскликнул тесть, Виктор Андреевич. — А мы думали, ты опять занят на своей работе.
— Я же обещал, что буду, — ответил я, стараясь держаться спокойно.
— Ну да, ты многое обещаешь, — хмыкнул он и повернулся к сыну: — Толя, давай мясо доставай.
Это был ещё один укол.
Ирина подошла ко мне, виновато улыбаясь:
— Не обращай внимания, ты же знаешь, какие они… Просто расслабься и отдыхай.
— Как я могу расслабиться, если твоя семья делает всё, чтобы показать — я здесь чужой?
Она нахмурилась:
— Ты преувеличиваешь. Они просто… ну, они так привыкли.
— Привыкли меня игнорировать?
— Марк, это просто их манера общения. Они со всеми так.
— Нет, Ира, не со всеми. Я вижу, как они общаются с мужем твоей сестры. С ним они шутят, его слушают, его уважают. А я для них как пустое место.
Ирина сжала губы:
— Ты сам виноват. Ты никогда не пытаешься по-настоящему вписаться. Вечно сидишь с таким видом, будто тебе здесь неприятно.
— А мне и правда неприятно! — я повысил голос, но сразу же взял себя в руки. — Знаешь, что самое обидное? Что ты всегда на их стороне. Всегда.
Она дёрнулась, как от удара:
— Это нечестно.
— Разве? Когда в прошлом году твоя мать начала критиковать нашу квартиру, говоря, что мы зря купили «такую маленькую», хотя сами же мы откладывали на неё три года — ты промолчала. Когда твой брат на новогодние праздники заявил, что моя профессия «не для настоящего мужчины» — ты сделала вид, что не слышала. Когда…
— Хватит! — она подняла руку. — Ты всё преувеличиваешь. Они просто… прямолинейные люди.
Ирина вздохнула и пошла помогать матери с салатами. А я остался стоять, не зная, куда приткнуться. Тесть с шурином уже занимались мясом, тёща командовала накрытием стола, племянники носились между деревьями. Никто не предложил мне чем-то помочь, никто не позвал присоединиться.
Нужно отдать должное — я пробовал. Подходил к тестю, предлагал помощь с углями. Он буркнул: «Мы справимся». Попытался помочь накрыть на стол — тёща скептически осмотрела меня: «Ты же не знаешь, как у нас принято». Предложил поиграть с племянниками — сестра Ирины тут же крикнула детям: «Не мешайте дяде Марку, он устал».
Я сел на край поляны и достал телефон. Работа была единственным местом, где меня ценили и уважали. Где мои идеи слушали. Где я был важен.
— Опять уткнулся в свой телефон? — голос тёщи раздался неожиданно близко. — Мог бы и помочь, раз приехал.
Я поднял глаза:
— Надежда Викторовна, я с радостью помогу. Что нужно сделать?
— Уже всё сделано, — она поджала губы. — Ирининым братом.
И ушла, оставив меня с горьким комком в горле.
За столом стало ещё хуже. Меня посадили с краю, будто я случайный гость. Разговор крутился вокруг семейных воспоминаний, общих знакомых, каких-то внутренних шуток. Всякий раз, когда я пытался включиться в беседу, меня либо игнорировали, либо обрывали на полуслове.
— А помнишь, Ирка, как ты на выпускном с Димкой Соловьёвым танцевала? — громко спросил шурин. — Он сейчас, кстати, фирму свою открыл. Может, вы бы с ним встретились, он как раз специалиста ищет, с твоими-то навыками…
Ирина бросила на меня извиняющийся взгляд, но промолчала. А я вдруг понял, что с меня хватит. Пять лет унижений и притворства, что всё в порядке. Пять лет попыток вписаться в семью, которая меня не принимает и не собирается принимать.
Я тихо встал из-за стола и отошёл к машине. В голове кружились мысли, руки дрожали. Несколько глубоких вдохов. Нужно успокоиться. Нужно наконец-то сказать то, что я так долго держал в себе.
Через десять минут Ирина нашла меня у машины:
— Ты чего ушёл? Мама обиделась.
— Твоя мама обиделась? — я не верил своим ушам. — А как насчёт меня? О моих чувствах кто-нибудь думает?
— Марк, ну зачем ты так… Они просто…
— Не надо, — я поднял руку, останавливая поток оправданий. — Пять лет, Ира. Пять лет я терплю пренебрежение от твоей семьи. Меня приглашают только для галочки. Меня игнорируют. Мной пренебрегают. И ты это позволяешь.
Она растерянно заморгала:
— Что ты имеешь в виду?
— Ты никогда не заступаешься за меня. Когда твой брат намекает, что твоему мужу самое место на вторых ролях. Когда твоя мать делает вид, что я пустое место. Когда твой отец перебивает меня на полуслове. Ты просто стоишь и улыбаешься, будто всё нормально.
— Но они моя семья…
— А я кто? — тихо спросил я. — Кто я для тебя, Ирина?
Она молчала, опустив голову. И это молчание было красноречивее любых слов.
— Я больше не буду это терпеть, — сказал я твёрдо. — Либо ты объясняешь своей семье, что я твой муж и заслуживаю уважения, либо… либо нам нужно серьёзно подумать о нашем будущем.
В её глазах мелькнул испуг:
— Ты ставишь меня перед выбором? Семья или ты?
— Нет. Я прошу тебя не выбирать между нами, а сделать так, чтобы я тоже стал частью твоей семьи. По-настоящему, а не формально.
Она долго смотрела на меня, словно впервые видела. Потом кивнула:
— Ты прав. Я должна была сделать это давно.
И решительным шагом направилась к столу, где шумела её родня. Я остался у машины, наблюдая издалека. Видел, как она что-то горячо говорит, как размахивает руками, как внезапно умолкают все остальные. Как тёща пытается её перебить, но Ирина не даёт. Как шурин начинает что-то возражать, но она обрывает его жестом.
Наконец, она повернулась и поманила меня к столу. Я медленно пошёл к ним, не зная, чего ожидать.
За столом стояла неловкая тишина. Тесть прочистил горло:
— Марк, Ирина сказала… в общем, если мы тебя чем-то обидели, то… — он запнулся, явно подбирая слова.
— Папа хочет сказать, что мы были неправы, — вмешалась Ирина.
В тот день мы с Ириной уехали с пикника раньше остальных. Нам нужно было многое обсудить — наедине, без посторонних ушей.
***
Дорога домой прошла в напряжённом молчании. Я крепко сжимал руль, стараясь успокоиться. Ирина смотрела в окно, изредка вздыхая.
— Я знаю, что твоя сестра предложила тебе развестись со мной, — наконец нарушил тишину я. — Я случайно услышал, как она говорила тебе, что «ещё не поздно всё исправить».
Ирина вздрогнула:
— Она не это имела в виду.
— А что тогда?
— Это… это сложно объяснить. В нашей семье… — она запнулась. — Моя мама всегда говорила, что главное — держаться вместе. Что семья — это самое важное, что есть у человека.
— А я разве не твоя семья? — тихо спросил я.
Она прикусила губу:
— Конечно, ты моя семья. Но и они тоже моя семья. Понимаешь, для меня это всегда было… как две разные жизни. С тобой — одна, с ними — другая.
— И ты никогда не думала, что эти жизни могут стать одной? Что твоя родня может принять меня?
— Я… я надеялась, что со временем…
— Пять лет, Ира! — я не выдержал. — Пять лет я пытался стать частью твоей семьи! Пять лет терпел унижения, игнорирование, пренебрежение! И всё это время ты делала вид, что ничего не происходит!
Я припарковался возле нашего дома. Выключил двигатель. Повернулся к ней:
— Ничего не налаживается само собой, Ира. За отношения нужно бороться.
Мы поднялись в нашу квартиру, купленную в ипотеку два года назад. Квартиру, за которую мы платили вместе, откладывая с каждой зарплаты. Квартиру, которую обустраивали своими руками, спорили из-за цвета стен и формы светильников, но всегда находили компромисс.
Ирина заварила чай — настоящий, листовой, который я привёз из командировки. Мы сели на кухне, друг напротив друга.
— Что будет теперь? — спросила она.
— Не знаю, — честно ответил я. — Я больше не буду молчать. Не буду делать вид, что всё в порядке, когда твои родные относятся ко мне неуважительно.
Мы сидели на кухне, напротив друг друга. Тишина гудела сильнее любого упрёка. Она что-то говорила — про то, что надо потерпеть, что «время всё расставит», что «они просто не сразу принимают новых людей». Я кивал, но не слушал. Потому что в голове уже прозвучал приговор: ничего не изменится.
Пять лет я ждал, что стану своим. Пять лет мне говорили «просто подожди», «попробуй ещё», «ну ты же взрослый». Но «свои» — это не статус, который можно заслужить. Это замкнутый круг, и вход туда только по крови.
Жена заметила, что я не реагирую, и умолкла.
— Я всё понял, Ира, — сказал я. — Не надо объяснять.
Она нахмурилась:
— Что ты понял?
— Что на их шашлыки меня зовут не потому, что я им нужен. А потому, что так надо. Формальность. Чтобы не ссориться. Чтобы ты не обижалась. Но для них я — всегда лишний. И, честно, ты тоже. Ты просто с ними ведёшь себя так, как от тебя ждут.
Ирина отвернулась.
— Прости, — добавил я. — Я больше не поеду с вами на природу. И вообще никуда, где надо притворяться.
Она не ответила. Только сделала вид, что моет кружку, но вода текла мимо рук. Я встал, взял куртку, вышел на лестничную площадку.
Я встал, взял куртку, вышел в коридор. Дверь за спиной щёлкнула, как замок — окончательно, бесповоротно.
Они могут звать меня сколько угодно. Могут жарить мясо, смеяться, спрашивать «где он» с показной доброжелательностью. Но я уже знаю: это не приглашение — это роль, в которой меня терпят ради приличия.
Им не нужен я — им нужно удобное присутствие рядом с Ириной. Без голоса, без характера, без права быть собой.
Я устал быть мебелью на их праздниках. Фоном на их фотографиях.
Если место в семье для меня — это стул у края стола, я лучше уйду сам. И больше не вернусь. Я был для них зятем, но ни на секунду — человеком.
