Вероника открыла старинную шкатулку из красного дерева, с замиранием провела пальцами по бархатной подкладке цвета ночи. Бриллианты, словно застывшие осколки звезд, вспыхивали в лучах робкого утреннего солнца. В сердце Вероники поднималась волна щемящей нежности – бабушка передала ей этот драгоценный набор всего за месяц до того, как ее тихая звезда закатилась за горизонт. Кольцо, словно око вечности, с крупным, завораживающим камнем в центре. Изящные серьги, трепещущие, как крылья бабочки. И подвеска на тонкой цепочке, словно нить, связывающая прошлое с настоящим.
Голос Максима, резкий и торопливый, ворвался из коридора:
— Ника, ты готова? Мне звонили уже раз пять!
— Почти готова, — отозвалась Вероника, захлопывая шкатулку, словно запирая в ней мгновения ускользающего счастья.
Максим возник в дверном проеме спальни, излучая нетерпение. Три года брака научили Веронику безошибочно считывать его настроение по едва уловимым признакам. Сегодня Максим был натянут, как струна, готовая вот-вот лопнуть.
— Опять любуешься бабушкиными сокровищами? — спросил он, кивнув на шкатулку, небрежно брошенную на комод. — Может, хоть раз выгуляешь их в свет?
— Это всего лишь день рождения твоей коллеги, — возразила Вероника, чувствуя, как внутри зреет глухое раздражение. — Бриллианты там будут неуместны.
Максим пожал плечами, безразлично отмахнулся и вышел из комнаты. Вероника задержала взгляд на мерцающих гранях, словно прощаясь с ними, и с тяжелым вздохом убрала шкатулку в комод, запирая вместе с ней часть своей души.
Через две недели свекровь, Людмила Петровна, нагрянула на ужин. Вероника хлопотала на кухне, когда до ее слуха донесся слащавый, приторный голос из гостиной.
— Максимушка, покажи-ка мне еще раз те бриллианты Ники, — ворковала свекровь. — Такая красота пылится без дела!
Вероника замерла с тарелкой в руках, испепеляющий жар обиды опалил ее изнутри.
— Мам, это память о ее бабушке, — ответил Максим, и в его голосе прозвучало что-то, чего Вероника раньше не замечала. — Она сама решит, когда их надевать.
— Да я понимаю, — вздохнула Людмила Петровна, и этот вздох был полон скрытого упрека. — Просто у Лены Васильевой через месяц свадьба дочери. Представляешь, какое впечатление я бы произвела в таком великолепии!
Вероника вошла в гостиную, ставя тарелки на стол с подчеркнутой, почти демонстративной аккуратностью.
— Людмила Петровна, я уже говорила, — начала она спокойно, стараясь удержать дрожь в голосе. — Эти украшения для меня бесценны. Они – часть моей истории.
— Ну хоть на один вечерок, Ниночка! — свекровь картинно сложила руки в молитвенном жесте, словно прося милостыню. — Я же буду обращаться с ними, как с хрустальной вазой!
— Простите, но нет, — твердо произнесла Вероника, глядя в бесстыжие глаза свекрови.
Атмосфера за столом сгустилась, словно перед грозой. Максим молча жевал, избегая взгляда жены, и это молчание резало больнее слов. Людмила Петровна демонстративно отодвинула тарелку, словно отказываясь от подачки.
Прошел месяц. Свекровь стала наведываться все чаще, и каждый раз находила причину с невинным видом завести разговор о бриллиантах.
— Ника, душенька, — начинала она елейным голосом, от которого Веронике становилось не по себе. — На юбилее института будет сам ректор! Мне так хочется выглядеть достойно, представить семью в лучшем свете!
— Людмила Петровна, у вас ведь тоже есть прекрасные украшения, — отвечала Вероника, из последних сил сохраняя видимость спокойствия.
— Да, но это…не то! — восклицала свекровь, закатывая глаза к потолку. — Макс, ну скажи ей, что это всего лишь украшения!
И тут Максим начал меняться. Раньше он отмалчивался, прячась за газету и делая вид, что его это не касается. Теперь же стал занимать сторону матери, становясь ее верным оруженосцем.
— Ника, ну что тебе стоит? — говорил он вечерами, когда они оставались наедине, и в его голосе звучало раздражение. — Мама же не клянется их оставить себе навсегда. Всего лишь на один вечер…
— Макс, это память о бабушке! — Вероника не могла поверить, что муж, еще недавно казавшийся таким любящим и понимающим, вдруг превратился в чужого человека. — Она мне их доверила. Как я могу предать ее память?
— Да ладно тебе, Ника! — отмахивался Максим, словно от назойливой мухи. — Камни и камни. Мама же искренне расстраивается из-за твоего упрямства. Ты же знаешь, как для нее важно мнение окружающих.
Вероника смотрела на мужа и не узнавала его. Где тот внимательный и чуткий человек, за которого она когда-то выходила замуж, полный надежд и обещаний? Где тот Максим, который клялся любить и беречь ее, а не свою эгоистичную и властную мать?
Однажды вечером, после визита свекрови, словно грозовая туча, разразился скандал.
— Твоя мать становится совершенно невыносимой! — выпалила Вероника, как только за Людмилой Петровной захлопнулась дверь, словно отрезала.
— Да это ты невыносима! — неожиданно взорвался Максим, будто долго сдерживаемый гнев прорвался наружу. — Жадничаешь из-за каких-то побрякушек!
Вероника отшатнулась, словно от удара. Побрякушки? Он назвал наследство ее любимой бабушки, память о ней, прахом, ничего не значащими стекляшками? Сердце болезненно сжалось. Она смотрела на мужа, и в его глазах плескалось что-то чужое, незнакомое.
— Если для тебя это всего лишь побрякушки, — голос Вероники дрожал, как осенний лист на ветру, — значит, мы говорим на совершенно разных языках.
— Мама права, — не унимался Максим, распаляясь все больше. — Ты эгоистка. Думаешь только о себе!
Слезы жгучей лавой подступили к горлу, грозя прорваться наружу. Вероника сжала кулаки до побелевших костяшек, отчаянно пытаясь взять себя в руки. Нельзя показывать слабость, нельзя дать ему увидеть, как глубоко ранили ее душу его слова.
Развернувшись, она ушла в спальню, с силой захлопнув за собой дверь. Обреченно опустилась на кровать. Слезы душили ее, обжигая щеки. За что? Почему она должна делиться самым сокровенным, самым дорогим с человеком, который видит в этом лишь блеск камней и ничего более?
Приближался юбилей свекрови. Круглая дата — шестьдесят лет. Вероника мучительно ломала голову, что же подарить.
— Людмила Петровна, может быть, подскажете, что вам хотелось бы получить в подарок? — с надеждой спросила она при встрече.
Свекровь окинула ее снисходительным, оценивающим взглядом.
— Ничего мне не нужно, дорогая, — произнесла она с особой, подчеркнутой интонацией, словно заранее упиваясь своей недоступностью. — У меня все есть.
Вероника растерянно посмотрела на Максима, ища поддержки, но тот лишь равнодушно уткнулся в телефон, словно происходящее не имело к нему никакого отношения.
— Макс, что твоей маме подарить? — спросила она вечером, отчаянно пытаясь достучаться до него.
— Не знаю, — буркнул он, не отрываясь от экрана. — Сама придумай.
— Но это же твоя мать!
— И что? — Максим раздраженно отложил телефон, всем своим видом показывая, как ему надоели эти разговоры. — Она же сказала, что ничего не надо.
Вероника, словно вслепую, купила дорогой шелковый платок и изысканные французские духи. С тревогой, упаковала все это в красивую коробку, словно предчувствовала неминуемую бурю.
Утро юбилея началось в предпраздничной суете. Вероника надела элегантное темно-зеленое платье и решила дополнить образ изумрудными серьгами — еще одним подарком от бабушки, не таким ценным, как бриллианты, но не менее дорогим сердцу. Она открыла шкатулку и замерла, словно пораженная молнией. Бархатные углубления, предназначенные для драгоценностей, зияли пугающей пустотой. Бриллиантов не было.
Сердце бешено заколотилось, словно пойманная в клетку птица. Вероника в панике перерыла весь комод, проверила каждый уголок, каждую полку. Тщетно. Пусто. Рванувшись из спальни, она ворвалась в кухню, где Максим невозмутимо пил кофе, словно ничего не произошло.
— Макс! Где мои бриллианты? — голос сорвался на отчаянный крик, полный боли и ужаса.
Максим лениво поднял на нее спокойный взгляд и, сделав еще один глоток кофе, небрежно ответил:
— Я отдал твои бриллианты маме! — произнес он ровным, безэмоциональным тоном, словно сообщал о чем-то совершенно обыденном. — Ей они идут больше!
Вероника застыла, как громом пораженная, время словно остановилось. Комната поплыла перед глазами, теряя очертания.
— Что ты сделал? — прошептала она, не веря своим ушам.
— То, что давно надо было сделать, — Максим поставил чашку на стол с нарочитой небрежностью. — Хватит жадничать!
— Это мое наследство! — закричала Вероника, не в силах больше сдерживать переполняющую ее боль. — Как ты посмел?!
В отчаянии она вцепилась в край стола, словно это был ее последний шанс удержаться на краю пропасти. Перед её глазами все расплывалось, смешиваясь в единый комок из ярости и обиды. Максим спокойно встал, отодвинув стул, и его равнодушие обжигало хлеще любого огня.
— Да перестань истерить! — бросил он, как кость собаке. — Мама их достойна больше, чем ты! Она хотя бы будет носить украшения, а не прятать в шкатулке!
— Это не твое решение! — голос Вероники дрожал от негодования. — И не решение твоей мамочки! Вы оба воры!
Внутри все горело, словно в жерле вулкана. Руки тряслись от бешенства. Этот человек – ее муж, человек, которого она любила, которому доверяла безоговорочно. А Максим так легко, так хладнокровно ее предал, растоптал ее чувства, лишь бы удовлетворить алчные прихоти своей матери!
— Следи за языком! — рявкнул Максим, сверкнув глазами. — Это моя мать!
— А я твоя жена! Или уже нет?
Вероника, словно очнувшись, схватила сумку и выбежала из квартиры, оставив Максима стоять в оцепенении посреди кухни. На улице, не разбирая дороги, она поймала такси и, с трудом сдерживая рыдания, назвала адрес свекрови. Всю дорогу она отчаянно пыталась успокоиться, унять дрожь в руках, но тщетно.
Дверь открыла сама именинница. На ней было надето вычурное бордовое платье, а на шее и в ушах зловеще сверкали бабушкины бриллианты, отбрасывая холодные отблески.
— Ника? — наигранно удивилась Людмила Петровна, делая вид, что ничего не произошло. — Ты так рано! Гости только через два часа начнут собираться!
Вероника смотрела на свои украшения, сияющие сейчас на чужой шее, и внутри нее поднималась волна ярости, сметающая все на своем пути.
— Снимайте их, — процедила она сквозь стиснутые зубы, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на свекровь с кулаками.
— Что? — свекровь испуганно попятилась, прижимая руки к груди. — Ты в своем уме? Ты сошла с ума?
Вероника сделала шаг вперед и грубо потянулась к застежке колье. Людмила Петровна взвизгнула, как раненая птица, и попыталась оттолкнуть невестку.
— Не смей их трогать! — закричала она, словно ее лишили чего-то жизненно важного. — Это подарок моего сына!
— Это — мое наследство! — Вероника с легкостью расстегнула колье и, не обращая внимания на протесты свекрови, сорвала его с ее шеи.
— Воровка! — завопила Людмила Петровна, багровея от злости. — Я сейчас же вызову милицию!
Вероника, не говоря ни слова, сняла серьги, забрала кольцо со столика в прихожей. Её руки были на удивление спокойны, хотя внутри бушевал неистовый шторм. Свекровь металась по прихожей, словно загнанный зверь, размахивая руками и выкрикивая оскорбления.
— Вызывайте, — холодно произнесла Вероника, глядя на нее сверху вниз. — И расскажете им, как ваш сын украл у собственной жены наследство ее бабушки. Это будет очень интересная история.
— Обнаглела совсем! — свекровь побагровела еще сильнее, готовая взорваться от ярости. — И это — в мой праздник! Макс тебе этого не простит!
Вероника остановилась в дверях, словно наткнувшись на невидимую преграду. Обернулась и посмотрела в лицо Людмиле Петровне. Женщина, которую она целых три года называла мамой, вдруг предстала перед ней в истинном свете — жадная, мелочная, завистливая, готовая на все ради блестящих камней.
— Не ждите меня сегодня на празднике, — отрезала как бритвой Вероника. — И я не ожидала, что вы с сыном опуститесь до такого ничтожного поступка.
Она вышла, с силой хлопнув дверью, так, что задрожали стекла в окнах.
Дома Максим встретил ее криком с порога, словно ждал только этого момента.
— Ты совсем потеряла голову?! — орал он, брызжа слюной. — Ты испортила матери юбилей!
— Твоя мать — воровка! — Вероника прошла мимо него в спальню, стараясь сохранить видимое спокойствие. — И ты тоже вор! Как ты вообще мог отдать ей мое наследство? Как, Максим?
— Как ты смеешь так говорить о моей матери?! — Максим преградил ей путь, грубо схватив за руку. — Ты не имеешь права!
— Это моя семья, а ты для меня ничего не значишь! — закричала Вероника, вырываясь из его хватки. — Я тебя ненавижу!
Вероника остановилась, словно споткнулась о что-то невидимое. В груди болезненно сжалось от отчаяния и безысходности. Три года брака, три года любви, надежд и мечтаний — и вот чем все закончилось. Максим стоял перед ней совершенно чужой, враждебный, с искаженным злобой лицом. И Вероника вдруг с ужасом осознала, что никогда по-настоящему не знала этого человека, что она совершила чудовищную ошибку, связав свою жизнь с ним. Она не понимала, как могла так ошибиться, как не заметила эту червоточину, разъедающую его душу, разъедающую душу его матери.
— А я тебе кто? — голос Вероники дрогнул, словно надломился. — Пустое место?
— Ты — эгоистка, для которой какие-то камни оказались дороже семьи!
Эти слова резанули острее ножа, пронзив самое сердце. Вероника закусила губу до крови, сдерживая слезы. Нет, она не позволит себе плакать перед ним, не доставит ему этого удовольствия. Ненависть и ярость придали ей сил.
— Нет, это ты — маменькин сынок, который готов обокрасть собственную жену ради прихоти своей матери! — выпалила она, глядя ему прямо в глаза. — Проваливай из моей квартиры!
Максим от неожиданности сделал шаг назад. Казалось, он совершенно не ожидал такого поворота событий. Он привык видеть в ней покорную, уступчивую жену, а теперь перед ним стояла разъяренная фурия, готовая на все.
— Что?! — Максим опешил, не в силах подобрать слова.
Вероника видела, как меняется его лицо. От самоуверенности не осталось и следа, на её месте появились растерянность и какой-то животный страх. Но было уже поздно. Слишком поздно для них обоих.
— Что слышал! Собирай свои вещички и проваливай к своей мамочке под крылышко! — Вероника оттолкнула его и прошла в спальню, захлопнув за собой дверь. — Раз она для тебя важнее, чем собственная жена!
— Ты не можешь меня выгнать! — взвизгнул Максим, словно его предали.
— Еще как могу! Квартира моя, если ты позабыл! Или ты и ее собираешься маме подарить? — насмешливо бросила Вероника, собирая его вещи в чемодан.
Через месяц мучительных разбирательств развод был наконец-то оформлен. Вероника сидела в своей опустевшей квартире, пытаясь собраться с мыслями, прийти в себя после всего пережитого, когда раздался звонок. На экране высветился номер свекрови.
— Ну что, довольна? — ядовито произнесла Людмила Петровна, не здороваясь. — Камни оказались важнее семейного счастья!
Вероника усмехнулась, представив ее перекошенное от злости лицо.
— Нет, это для вас камни оказались важнее счастья собственного сына и нормальных отношений в семье, — спокойно ответила она. — Это вы уговорили его украсть то, что принадлежало мне по праву. Это вы разрушили нашу семью.
— Да как ты смеешь… — начала было Людмила Петровна, но Вероника, не дослушав, просто сбросила вызов.
Она откинулась на спинку дивана, закрыла глаза и глубоко выдохнула. На комоде, словно напоминая о прошлом, стояла открытая шкатулка с бриллиантами. Они мягко поблескивали в вечернем свете, и Вероника поняла, что с этими камнями к ней вернулась не только память о бабушке, но и уверенность в себе, вера в то, что она сможет начать все заново. Наследство осталось с ней, и это было главное. Теперь она точно знала, что прошлое осталось позади, и впереди ее ждет новая жизнь.
