Марина чистила картошку, когда услышала знакомый скрип паркета за спиной. Она не обернулась — незачем.
— На Покровском рынке сегодня судак свежий, — сказала Антонина Петровна. — Лёша с детства рыбу любит по четвергам. Семейная традиция.
Марина положила нож.
— У нас сегодня свинина, Антонина Петровна. Оставшаяся с воскресенья.
— Можно было бы и сходить, — пожала плечами свекровь. — Если бы хотелось порадовать мужа.
Они обе знали, что до конца рабочего дня Марине ещё отвечать на письма из офиса, потом готовить, убирать. Выходные на удалёнке были негласным условием её перехода на четырёхдневку — единственный способ выплачивать их долю ипотеки после сокращения зарплат.
— Я порадую его свининой, — улыбнулась Марина. — С картошкой и капустой.
Антонина Петровна отвернулась к своей сковородке. На двухкомфорочной плите советской планировки их посуда соприкасалась боками — прямо как и жизни трёх взрослых людей в этой двушке на окраине.
Это не было похоже на классический конфликт со свекровью из женских журналов. Марина не испытывала к матери Алексея ненависти. Скорее — тихую, усталую досаду. Такую же, какую, судя по телефонному разговору, испытывала Антонина Петровна, жалуясь подруге: «Представляешь, Тамар, невестка моя ванную по полчаса занимает».
Проблема была не в личной неприязни. Проблема была в том, что три человека с разным прошлым, разными привычками и разным представлением о будущем пытались существовать на тридцати восьми квадратных метрах.
Когда четыре года назад они с Лёшей поженились, общая квартира с его матерью казалась разумным временным решением. Доплатили материнским капиталом Антонины Петровны, взяли ипотеку на пятнадцать лет, обещали друг другу, что скоро накопят на своё жильё.
А потом случился кризис, потом пандемия, потом Лёшино сокращение… И временное решение превратилось в клетку, в которой все трое ходили по тонким невидимым линиям, стараясь не задеть чужую территорию — и неизбежно задевая.
Телефонный звонок прервал её мысли. Алексей.
— Марин, привет. Я задержусь сегодня. Начальник новый проект поручил.
— Хорошо, — она постаралась, чтобы голос звучал нейтрально. — Ужин тебе оставить?
— Да, если можно. Только… положи отдельно, ладно? А то мама опять будет говорить, что я её бужу, когда на кухне гремлю.
— Конечно.
Антонина Петровна, как всегда, слышала разговор. Не потому, что подслушивала — просто в маленькой квартире не было места для приватности.
— Лёшенька задерживается? — спросила она, хотя ответ был очевиден. — Работает мальчик мой. Всё для семьи, для вас с ним…
«Для вас с ним» в устах свекрови всегда звучало как «для тебя». Словно Марина была капризным ребёнком, для которого бедный Лёша из сил выбивается.
— Да, новый проект у них, — Марина вернулась к картошке, но порез на пальце уже начал кровоточить.
В субботу вечером Марина сидела на кухне с ноутбуком. Антонина Петровна ушла к подруге на день рождения, Алексей спал после ночной смены. В редкие моменты одиночества квартира казалась почти уютной.
Над почтовым ящиком высветилось сообщение от Ольги: «Ну что, вы уже придумали, где отметите годовщину свадьбы?»
Марина вздрогнула. Четыре года. Они поженились 15 апреля. Сегодня 10-е. И ни она, ни Алексей даже не вспомнили об этом.
В памяти всплыл их первый год брака: маленькая съёмная квартирка, самодельный торт, шампанское на двоих… А потом переезд к Антонине Петровне, ипотека, работа, быт — и вот, она сидит на кухне с ноутбуком в субботу вечером и не помнит, когда в последний раз целовала мужа не мимоходом.
Она закрыла ноутбук и пошла в комнату. Алексей спал на спине, с пробивающейся сединой в волосах. В тридцать четыре.
Она села на край кровати и легонько тронула его плечо.
— М-м? — он приоткрыл глаза. — Что-то случилось?
— Лёш, а ты помнишь, какой день будет пятнадцатого?
Он нахмурился, пытаясь проснуться.
— Пятница? Нет, постой… А, чёрт! Годовщина наша! — он сел на кровати. — Я совсем забыл! Прости, Маринка…
— Я тоже забыла, — она улыбнулась. — Только сейчас вспомнила, Ольга напомнила.
Он потёр лицо.
— Надо что-то придумать. Может, в ресторан сходим? Или… — он запнулся. — Денег, правда, сейчас немного…
— Знаешь, о чём я мечтаю? — произнесла Марина. — Остаться одним. Только ты и я. На выходные. Без работы, без быта, без… — она не договорила, но он понял.
— Без мамы, — кивнул Алексей. — Можно снять квартиру на пару дней.
— На какие деньги, Лёш? — вздохнула Марина. — У нас платёж по кредиту через неделю.
Он молчал, и она видела, как в его глазах борются чувство долга и желание счастья. Как всегда, тихий конфликт со свекровью, даже в её отсутствие, проходил через их жизнь невидимой линией разлома.
— Знаешь, я попробую взять аванс, — наконец сказал он. — Чёрт с ним, с кредитом. Отпразднуем как люди.
Она улыбнулась и обняла его. Что-то забытое, тёплое шевельнулось внутри.
Антонина Петровна вернулась от подруги в странном настроении. Она села на кухне напротив Марины и долго смотрела на неё.
— Чаю хотите? — предложила Марина.
— Тамара умирает, — произнесла свекровь. — Рак. Последняя стадия.
Марина растерялась. Тамара Васильевна была лучшей подругой Антонины Петровны ещё со школы.
— Мне так жаль…
— Она одна, — продолжала свекровь. — Муж умер десять лет назад. Сын в Канаде живёт, раз в год приезжает. А теперь умирает. В квартире, где даже кошки нет.
Марина осторожно коснулась руки свекрови.
— Знаешь, чего я боюсь больше всего? — голос свекрови дрогнул. — Не смерти. А вот этого — одиночества в конце. Когда никому не нужна. Когда Лёша уйдёт…
— Лёша вас никогда не оставит, — сказала Марина.
— Все дети уходят, — Антонина Петровна посмотрела ей в глаза. — И правильно делают. Только я эгоистка старая. Цепляюсь за него. За вас обоих. За эту квартиру… А знаешь, мой Петя, когда мы поженились, тоже со свекровью жил. И я её ненавидела. Каждый день мечтала уехать. А теперь сама…
Она отвернулась к окну.
Марина смотрела на эту женщину в старомодной блузке и внезапно увидела в ней не «свекровь» — абстрактную фигуру конфликта — а просто пожилую женщину, напуганную одиночеством. Страх порождал контроль. Контроль портил отношения. Испорченные отношения усиливали страх одиночества.
— У вас есть мы, — сказала она. — Но нам всем нужно пространство, понимаете? Физическое и эмоциональное.
Антонина Петровна кивнула.
— Ты хорошая девочка, Марина. Лучше, чем я о тебе думала.
Это была, пожалуй, первая искренняя фраза между ними за четыре года.
На годовщину свадьбы они с Алексеем сняли квартиру на сутки. Маленькую студию в центре. Антонина Петровна не возражала — наоборот, почти выпроводила их.
Они гуляли по вечернему городу, держась за руки. Ужинали в недорогом кафе. А потом, в снятой квартире, долго говорили — впервые за несколько лет по-настоящему откровенно, без страха, что их услышат.
— Я знаю, тебе тяжело с мамой, — сказал Алексей. — Мне иногда тоже тяжело. Но я не знаю, как это изменить.
— Дело не в твоей маме, Лёш, — Марина посмотрела ему в глаза. — Дело в нас. Мы перестали быть парой. Мы как соседи, которые делят квадратные метры и счета.
— Неправда…
— Правда. Посмотри, как мы обрадовались возможности побыть вдвоём. Как в этой съёмной квартире нам легче дышится. Мы не живём — мы выживаем.
Алексей молчал, а потом тихо сказал:
— Я виноват. Я всё время выбираю между вами двумя. И в итоге никого не делаю счастливым.
— Не нужно выбирать. Просто нужно что-то менять. Так больше нельзя.
— И как мы можем что-то изменить? Продать квартиру? И куда пойдёт мама?
Марина вздохнула.
— Я разговаривала с ней. Она боится не того, что ты её бросишь, а того, что между вами не останется связи.
— А что, сейчас не по обязанности? — усмехнулся Алексей.
— Вот видишь? В этом и проблема. Вы оба несчастны. И я несчастна. И всё из-за того, что мы боимся что-то менять.
Он обнял её.
— Знаешь, мне на работе предложили перевод в другой город. С повышением. Я отказался сразу, даже не думал… А теперь вот думаю.
— Какой город?
— Калининград.
Марина замерла.
— И ты молчал?
— А что говорить? Мама же никогда не согласится переехать. А оставить её…
— Может, не нужно её оставлять? Может, ей стоит поехать с нами? Новое место, новое начало — для всех нас?
Алексей удивлённо посмотрел на неё:
— Ты готова снова жить с ней?
— В разных квартирах — да. Рядом, не вместе. Чтобы у неё была своя жизнь, у нас — своя. Но чтобы она не чувствовала себя брошенной.
Он покачал головой:
— Она никогда не согласится. Здесь вся её жизнь, подруги, могила отца…
— Её лучшая подруга умирает, Лёш. И она сама сказала мне, что боится остаться одна. Может, это шанс начать всё заново?
Они проговорили до утра. О страхах, о надеждах, о том, чего хотят на самом деле.
Предложение переехать Антонина Петровна встретила отказом.
— В моём-то возрасте с места срываться? Нет уж, я здесь родилась, здесь и умру.
Марина и Алексей переглянулись. Они решили не давить — просто оставить мысль и дать ей время.
Через неделю, когда они вместе ужинали, Антонина Петровна спросила:
— А там, в Калининграде, море видно будет?
Алексей улыбнулся:
— Из окна — нет. Но на Балтику можно за полчаса доехать.
— У меня мечта была в молодости — у моря жить, — сказала свекровь. — Петя обещал, что мы на юг переедем. А потом закрутилось всё… Тебя растили, потом он умер…
Марина предложила:
— Может, съездим на разведку? На майские? Посмотрим город, квартиры…
— А деньги? С квартирой этой что делать? — покачала головой Антонина Петровна. — Нет, глупости всё это.
Но Алексей заметил, как изменился её тон. В голосе появились нотки сомнения вместо категоричного отказа.
В тот вечер, он тихо сказал Марине:
— Спасибо.
— За что?
— За то, что не заставляешь меня выбирать между вами. За то, что пытаешься понять её.
Марина повернулась к нему:
— Я не святая, Лёш. Я просто поняла, что ненавижу не её, а ситуацию. Когда мы все как в клетке. И конфликт со свекровью — это просто симптом, а не причина.
Он поцеловал её — как в первые дни их знакомства.
В начале мая они полетели в Калининград — втроём. Антонина Петровна решилась, когда узнала, что Тамаре стало хуже и её положили в хоспис.
— Жизнь так быстро проходит, — сказала она. — А я всё цепляюсь за прошлое. Петя бы мне сказал: «Дура старая, езжай к морю».
Они провели в городе три дня. Гуляли по набережной, смотрели квартиры — одну для молодых, и маленькую студию для Антонины Петровны в соседнем доме. Свекровь расцвела — впервые за много лет она оказалась в новом месте, с новыми впечатлениями.
Вечером последнего дня они сидели в кафе у моря. Антонина Петровна смотрела на закат и молчала. Потом повернулась к Марине:
— Ты не думай, я всё понимаю. Нет ничего хуже, чем жить со свекровью в одной квартире. Я через это прошла. Просто страшно было одной оставаться.
— Вы не одна, — Марина коснулась её руки. — Просто нам всем нужно пространство. А здесь его будет достаточно.
Они вернулись домой и начали готовиться к переезду. На удивление, всё складывалось удачно — нашёлся покупатель на их квартиру, готовый заплатить достаточно, чтобы закрыть ипотеку и внести первоначальный взнос за два новых жилья в Калининграде.
Но главное — менялись отношения. Антонина Петровна, приняв решение, словно сбросила с себя груз тревоги за будущее. Марина и Алексей снова чувствовали себя парой, а не загнанными в угол жильцами.
За две недели до отъезда Тамара Васильевна умерла. Антонина Петровна плакала, но в её горе не было той безысходности, с которой она говорила о смерти подруги несколько месяцев назад.
— Знаешь, Марина, я благодарна Тамаре. Она меня своей смертью словно встряхнула. Заставила подумать, как я хочу прожить свои последние годы. Уцепившись за привычное или попробовав что-то новое.
В день отъезда они стояли в аэропорту — три человека с билетами в один конец. Больше не скованные общими квадратными метрами, долгами и страхами.
— Ну что, невестка, полетели к морю? — подмигнула Антонина Петровна, и Марина впервые увидела в ней не врага, а просто человека — со своими страхами и надеждами. Не свекровь и не мать Алексея. Просто Антонину Петровну.
— Полетели, — улыбнулась она в ответ.
Возможно, конфликт со свекровью никогда не исчезнет полностью. Но теперь в нём появилось что-то новое — признание права друг друга на собственную жизнь. А это уже не конфликт — это уважение.
