Марина услышала запах тушёной капусты ещё в лифте. Настолько ядреный, с жирным мясным подтоном, что хотелось нажать кнопку «Стоп», выдохнуть в рукав пальто и поехать обратно вниз, под землю. Но она всё-таки вышла на свой седьмой этаж, медленно подошла к двери, задержала дыхание и вставила ключ.
В квартире царил беспорядок. На полу — детские тапки, которых у неё не было. На кухонной столешнице — кусок полузачищенной свиной лопатки и засохшая капля кетчупа. В углу суетилась она. Людмила Петровна. В белом фартуке с рюшами. Как будто на кухне перед ней не невестка, а племянница Николая II.
— Ага, пришла, — с кислой улыбкой бросила Людмила Петровна, даже не обернувшись.
Марина не отвечала. Поставила сумку на пол, сняла пальто. В ней медленно закипала смесь раздражения и бессилия. Эта женщина снова была здесь. В их квартире. Без звонка. Без предупреждения. Без, мать её, приглашения.
— Что вы здесь делаете, Людмила Петровна? — голос её был ровным, но пальцы сжались в кулак.
— Готовлю, как видишь. У Алексея день был тяжёлый. Нужно же мужчину накормить по-человечески. Не этой вашей фитнес-едой из коробочек. — Она откинула капусту в дуршлаг с таким видом, будто спасала семейную честь.
— А ничего, что я дома? И что у меня вообще-то был план — отдохнуть после работы в тишине?
— Ты — это хорошо. А вот ужин — лучше. — усмехнулась свекровь, ставя кастрюлю на плиту.
Марина сжала зубы. Подошла к холодильнику — там уже лежали два контейнера, которые она приготовила заранее. Салат, отварное филе, хумус. Всё в помойку, очевидно. Вынула один и со злостью захлопнула дверцу.
— Вы бы хоть предупредили. У вас же есть мой номер. Телеграм, Ватсап, факс, в конце концов.
— Ой, Марина, не драматизируй. Это же дом моего сына. Я, между прочим, помогала с ремонтом. И ключ у меня есть. Значит, могу прийти, когда захочу.
Марина резко повернулась. Волна возмущения накрыла с головой.
— Это моя квартира! Половина — моя. И мне надоело, что вы приходите сюда, как к себе на дачу. Я не служанка, чтобы потом за вами убирать и вонять капустой три дня.
— Какая ты неблагодарная! — фыркнула Людмила Петровна, вытирая руки о фартук. — Ты ещё скажи спасибо, что я прихожу. Не то бы Алексей давно бы уже ушёл. У нас в семье женщины готовят. А не «делают перекусик», как ты говоришь. Мужик должен есть!
— А мужик должен защищать жену, а не прятаться в туалете, когда мамочка устраивает проверку постельного белья!
Дверь в ванную открылась. Алексей. Мокрая голова, футболка наизнанку. Как всегда — ни туда, ни сюда. Увидел Марину и как-то неловко улыбнулся:
— Ты уже дома, да? Мам, ну ты чего, опять ссоритесь?
— Я с ней?! Это она! Я пришла помочь, а она как фурия!
— Ты понимаешь, что это не нормально, Лёш? — Марина развернулась к нему. — Я не могу жить, когда в мою жизнь влезают, как в сумку на вокзале!
— Ну ты же знаешь маму… Ей сложно одной…
— Я тоже не на курорте. Работа, отчёты, бессонные ночи. Но ничего, я не суюсь к твоей маме и не заставляю её слушать подкасты про ментальное здоровье.
Людмила Петровна села за стол. Стол этот она сама покупала — «настоящий, дубовый, а не эти ваши ИКЕИ».
— Марина, я знаю, ты меня недолюбливаешь. Но поверь, я делаю это ради семьи. Ради вас. И я не позволю, чтобы мой сын жил в холоде и вечно жевал варёную курицу без соли.
Марина подошла ближе. Голос дрожал.
— Вы позволили себе зайти в мой дом без спроса. Вы разбудили меня в выходной, чтоб «проверить, как я стираю». Вы обсуждаете меня с соседками. И ещё приводите каких-то…
Она замолчала. Пауза повисла вязкой тишиной.
— Кого я привожу? — прищурилась Людмила Петровна.
— Ты вчера знала, Лёш? Что она притащила какую-то бабку, чтоб «очистить ауру». Мне её потом из ванны выкуривать пришлось!
Алексей побледнел.
— Мама… ты серьёзно?..
— Это была Валентина Трофимовна! Она хорошая женщина! Она просто чувствовала, что тут негатив. Вы ругаетесь, у вас энергии не совпадают…
— Да у нас не энергии не совпадают, а тёща с совестью!
— Вот! Видишь! Она даже не понимает! — Людмила Петровна вскочила. — Ты смотри, как она с матерью мужа разговаривает! Да я бы в гроб легла, если бы так матери мужа сказала!
— Ну ложитесь. Я не против.
Наступила тишина. Алексей потянулся за полотенцем, как будто хотел вытереть не голову, а этот неловкий момент.
— Ладно. Всё. Я больше не хочу ссор. Просто… мам, верни, пожалуйста, ключи. Это важно.
— Ах, вот как?
— Да, вот как. Мы хотим быть семьёй. А не коммуналкой с эзотерическим уклоном.
Людмила Петровна долго молчала. Потом медленно сняла ключ с брелока и швырнула на стол.
— Знаешь что, Алексей… Когда она тебя бросит — не приходи ко мне. Я дверь не открою.
Марина резко повернулась, ушла в спальню и захлопнула дверь.
Алексей остался стоять на кухне, глядя на кастрюлю капусты, как на потерянный смысл жизни.
До последнего ключа
Марина проснулась от грохота на кухне.
Часы показывали 6:12. За окном моросил противный апрельский дождь. В комнате было прохладно, и от этого всё раздражало ещё больше. Она натянула халат и, босиком ступая по полу, пошла на звук. В кухне Алексей копался в ящиках.
— Ты что делаешь?..
Он вздрогнул и развернулся. Глаза у него были красные. Он почти не спал последние два дня. После сцены с ключами мать ушла демонстративно, хлопнув дверью так, что дрогнули рамки на стенах. На третий день она пропала с радаров.
— Я ищу… ключ от кладовки… — тихо проговорил Алексей, избегая взгляда жены.
— Какой кладовки?
Он замолчал. Потом быстро сказал:
— Она приходила вчера. Когда ты была на работе.
— Что?.. — в горле пересохло.
— Она просила забрать кое-что. И я… дал ей дубликат.
Марина замерла. В воздухе будто повисло слово, которое никто не произнёс. Предательство.
— Ты снова дал ей ключ? После всего?
— Она же мать, Марин… Ты не понимаешь… У неё давление, она ночами не спит… Она просто хотела забрать свои банки из кладовки.
— Из моей кладовки? В МОЕЙ квартире?
Он развёл руками.
— Ну я ж не думал, что ты так…
— Ты не думал?! Ты вообще никогда не думаешь! Только мямлишь, как мальчик перед родительским собранием!
Она схватила телефон. Открыла камеру видеонаблюдения, которую недавно установила на площадке, после прошлой сцены. Быстрый моток записи. Людмила Петровна входит. Но не с пустыми руками. С коробкой. Через пятнадцать минут выходит с другой коробкой. Потом снова. Три раза. Как муравей в сентябре.
Марина почувствовала, как у неё пульсирует в висках.
— Что она унесла, Алексей?
— Я… я не знаю… Я думал, только банки…
— У тебя вообще мозг работает? Там были наши документы, часть техники, бабушкина шкатулка!
Алексей побледнел.
Марина бросилась в кладовку — полки были полуразобраны. Ящик с бумагами опрокинут. Папка с договорами исчезла. Даже старый ноутбук, на котором она писала диплом — пропал.
— Ты знал. Или подозревал. Но молчал. Потому что тебе удобно. Потому что ты не хочешь выбирать между женой и мамочкой. Так вот, не надо. Я за тебя уже выбрала.
Она вышла, прошла мимо него, не касаясь, как будто он — часть стены. Открыла гардероб, достала чемодан, стала кидать туда вещи. Тихо. Сосредоточенно. Как хирург в экстренной операции.
— Марин, подожди… Я поговорю с ней. Всё вернёт. Мы уладим…
— Ты не понял. Я ухожу. Это больше не мой дом. И ты — не мой муж.
Он как-то жалобно выдохнул. Упал на колени прямо у порога спальни.
— Я люблю тебя…
Она даже не обернулась.
— Поздно, Алексей. Я тоже когда-то тебя любила. Но любовь без уважения — это инвалид без костылей. Я устала тащить всё на себе.
***
Она уехала к подруге на другой конец города. Отключила телефон. Несколько дней не возвращалась. Потом узнала — Людмила Петровна попала в больницу. Гипертонический криз. Алексей написал длинное сообщение с прикреплённым фото: он держит её за руку. Подпись: «Мы справимся. Я рядом с ней. Она же одна…»
Марина не ответила.
Спустя месяц она вернулась в квартиру — уже с адвокатом. Алексей был там. Сидел на диване, окружённый коробками. Он сдался. Подписал документы. Ушёл, не сказав ни слова.
А вечером — разбился. Машина, встречка, лобовое. Погибли оба — он и мать. Никто не знает, был ли это сонный тормоз, спазм или выбор.
***
Марина стояла в пустой квартире. В её квартире. Это действительно стало её территорией. По документам. По праву.
Но не по ощущениям.
Она поставила коробку на пол, достала шкатулку. Таинственным образом она вернулась — кто-то подбросил её под дверь. Внутри лежал тот самый дубликат ключа.
Один. Без пары.
