Виктор медленно поднимался по лестнице, придерживаясь за перила. Правая нога побаливала — старая травма давала о себе знать в сырую погоду. В руке он нёс пакет с продуктами из ближайшего магазина. Обычный набор холостяка: хлеб, молоко, сосиски, пачка пельменей.
На третьем этаже его встретил знакомый гул голосов. У квартиры Степановых, как всегда, собрался консилиум — три пенсионерки обсуждали последние новости. Виктор кивнул им и хотел пройти мимо, но Антонина Павловна, самая бойкая из троицы, окликнула его:
— Виктор Иванович, а вы слышали? В тридцать вторую квартиру новый жилец въехал.
Виктор остановился. Тридцать вторая квартира пустовала уже полгода после смерти старика Мельникова.
— Молодой такой, — подхватила Зинаида. — На вид лет тридцать, не больше.
— И машина у него дорогая, иномарка какая-то, — добавила третья, Валентина. — Вчера приехал, сам мебель таскал. Ни с кем не поздоровался, смотрит исподлобья.
— Может, устал просто человек с переезда, — предположил Виктор.
Женщины переглянулись.
— А лицо-то видели? — понизила голос Антонина Павловна. — Шрам через всю щёку. И руки все в татуировках.
— Наверняка из тюрьмы, — убеждённо кивнула Зинаида. — Откуда ещё такие берутся? Теперь спать спокойно не будем.
Виктор нахмурился. Сам он провёл в армии двадцать пять лет, вышел в отставку в звании подполковника. После смерти жены три года назад жил один. Дочь с семьёй обосновалась в Питере, звонила раз в неделю, приезжала на праздники. К одиночеству он привык, даже находил в нём определённый комфорт.
— Не торопитесь с выводами, — сказал он. — Человека видеть надо сначала.
Дома Виктор разложил продукты по полкам и сел у окна с чашкой чая. Его квартира выходила окнами во двор, и он видел, как к подъезду подъехал потрёпанный «Форд». Из машины вышел молодой мужчина — худощавый, в джинсах и толстовке с капюшоном. Действительно, на левой щеке виднелся шрам, а из-под закатанных рукавов проглядывали татуировки. Мужчина достал из багажника коробки и понёс их в подъезд.
«Сосед, значит», — подумал Виктор.
Следующие дни прошли в атмосфере всеобщего напряжения. Соседки шептались на лестничных площадках, мужчины многозначительно переглядывались. Новый жилец держался особняком — выходил рано утром, возвращался поздно вечером. Ни с кем не заговаривал, на приветствия отвечал кратким кивком.
Виктор несколько раз сталкивался с ним на лестнице. Молодой человек всегда уступал дорогу, прижимался к стене, опускал глаза. В его движениях чувствовалась какая-то настороженность, готовность к отпору.
Однажды вечером Виктор возвращался из поликлиники. Нога разболелась так, что каждый шаг давался с трудом. На площадке второго этажа пришлось остановиться, переводя дух.
— Вам помочь? — раздался тихий голос.
Виктор обернулся. Позади стоял новый сосед.
— Да нет, спасибо. Сам дойду.
— Я помогу, — мужчина подошёл ближе. — Обопритесь на меня.
Виктор хотел отказаться, но нога подвела — подогнулась, и он едва не упал. Сосед подхватил его под руку.
— Давайте потихоньку. Какая квартира?
— Двадцать восьмая.
Они медленно поднялись на третий этаж. У двери Виктор достал ключи.
— Спасибо, молодой человек. Как вас зовут?
— Егор, — после паузы ответил сосед.
— А я Виктор Иванович. Может, зайдёте на чай? В благодарность.
Егор покачал головой:
— Спасибо, но я… мне пора.
Он быстро ушёл, а Виктор остался стоять в дверях. Что-то в этом парне было не так. Не криминальное, нет. Скорее… потерянное.
На следующий день Виктор специально дождался, когда Егор вернётся с работы, и вышел на площадку.
— Добрый вечер, Егор. Как нога, спрашиваете? Лучше, спасибо. Послушайте, у меня тут суп сварен, большая кастрюля. Один не съем. Может, поужинаете со мной?
Егор замялся:
— Я не знаю…
— Да ладно вам. Что плохого в тарелке супа?
После долгих уговоров Егор всё же согласился. Они сидели на кухне, ели борщ, и Виктор осторожно расспрашивал соседа. Выяснилось, что Егор работает автомехаником в автосервисе, живёт один, родных нет.
— А откуда приехали? — спросил Виктор.
Егор помрачнел:
— Из Сибири. Там… там мне делать больше нечего.
Больше он ничего не сказал, и Виктор не стал настаивать. Но с этого вечера между ними установились приятельские отношения. Раз-два в неделю они ужинали вместе — то у одного, то у другого. Егор оказался неплохим собеседником, начитанным и умным. Только о себе рассказывал неохотно.
Соседи косились на эту дружбу. Антонина Павловна даже предупредила Виктора:
— Смотрите, Виктор Иванович, как бы он вас не обчистил. Или ещё чего похуже.
— Антонина Павловна, — устало ответил Виктор. — Я полжизни с людьми работал. Плохого человека вижу сразу. Егор — не плохой. Просто… сломленный чем-то.
Правда открылась неожиданно. Как-то вечером Егор пришёл на ужин особенно мрачный. Выпил рюмку водки — Виктор держал бутылку для таких случаев — и вдруг заговорил:
— Знаете, почему я уехал? Жена у меня была. Красавица. И дочка, Машенька, три годика ей было. Я работал на стройке, хорошо зарабатывал. Дом построил, машину купил. Думал — вот оно, счастье.
Он замолчал, наливая себе ещё.
— А потом в один день всё рухнуло. Возвращаюсь со смены — дома никого. Соседи говорят — жена с каким-то мужиком уехала, вещи собрала, дочку забрала. Я — в полицию, мол, украли ребёнка. А мне говорят: это её право, она мать. Ищите, договаривайтесь.
Искал я их полгода. Нашёл в соседнем городе. Она с местным бизнесменом сошлась, пока я на стройке горбатился. Говорит — ты мне не пара, неудачник. Дочку видеть не даёт. Суд встал на её сторону — мать же. Алименты плати и не лезь.
Я… я сорвался. Напился, поехал к ним. Хотел просто Машку увидеть. А там охрана. Полезла меня выгонять, я отбивался. Шрам вот — это стекло от разбитой двери. А татуировки… Это потом уже, когда совсем на дно опустился. Думал — всё, конец. Потом очнулся, понял — надо уезжать. Начать сначала. Вот и приехал сюда.
Виктор молчал. Что тут скажешь?
— Соседи правы, — горько усмехнулся Егор. — Я действительно уголовник. Условно судили за ту драку. Так что они всё правильно про меня думают.
— Ерунда, — отрезал Виктор. — Уголовник — это тот, кто зло творит. А вы просто оступились. Каждый может.
С этого вечера Виктор взял Егора под своё крыло. Познакомил с нормальными мужиками из дома — такими же отставниками, как он сам. Те сначала косились, но постепенно приняли. Егор оказался мастером на все руки — и машину починит, и кран заменит, и проводку наладит. Скоро к нему стали обращаться за помощью.
Даже неприступная Антонина Павловна оттаяла, когда Егор бесплатно отремонтировал её старенький телевизор. А Зинаида и вовсе прониклась к нему материнскими чувствами — вечно совала то пирожки, то варенье.
Но настоящий перелом произошёл в новогоднюю ночь. Виктор по традиции собрал у себя одиноких соседей — праздник всё-таки. Пришли три неразлучные пенсионерки, сосед с четвёртого этажа Михалыч, вдовец, как и Виктор. Позвал и Егора.
Сидели за столом, вспоминали прошлое, пели песни. Егор больше молчал, но видно было — ему хорошо в этой компании. А потом Антонина Павловна вдруг сказала:
— Знаете, Егор, я вам должна извиниться. Мы тут про вас такого наговорили сначала… Стыдно теперь.
— Да что вы, — смутился Егор. — Я сам виноват. Нелюдимый был.
— Нет, нет, — покачала головой Зинаида. — Это мы виноваты. По одёжке встречаем, по внешности судим. А надо — по делам.
— Правильно, — поддержал Михалыч. — Ты, Егор, мужик хороший. Это сразу видно было. Просто бабы наши перестраховались.
Все засмеялись. Подняли рюмки — за новый год, за новую жизнь, за то, чтобы не судить людей по первому впечатлению.
Прошло два года. Егор обжился, завёл друзей, даже девушку встретил — медсестру из соседней поликлиники. Виктор был у них на свадьбе свидетелем. А когда у молодых родился сын, его назвали Виктором — в честь человека, который первым разглядел в бывшем уголовнике хорошего человека.
Теперь по вечерам во дворе часто можно было увидеть такую картину: на лавочке сидят Виктор Иванович с маленьким Витькой на руках, рядом Егор, а вокруг — соседки, которые когда-то шептались о страшном новом жильце. И все улыбаются.
Потому что главное — не то, каким человек приходит. Главное — каким он становится, когда ему дают шанс.
