Анна сидела в машине, дрожащими пальцами застёгивая воротник пальто. Май на дворе, а внутри — будто февраль: сердце колотится, во рту пересохло, руки мерзнут. Она знала, что этот вечер закончится плохо, просто ещё не знала, насколько.
За окном — вывеска «Автотехник Плюс», серый двухэтажный сервис с облупленным фасадом, где пахло горелым маслом, сваркой и чужим упрёком.
Вышла, хлопнула дверью и направилась к входу. Изнутри донёсся голос свекрови — звонкий, недовольный:
— …вот и пришла наша начальница, раздавать приказы будет!
— Добрый вечер, Ольга Павловна, — спокойно кивнула Анна, будто не заметила ехидства. — Алексей просил заехать.
— Просил. А ещё он у тебя штаны просит вечно, вот и заезжай, раз командир.
Виктор Андреевич, свёкор, поднял голову из-под капота и буркнул:
— Привет, Ань. Мы тут по уши, ты если по делу, то короче.
Анна перевела взгляд на мужа, тот стоял у стеллажа, опираясь на ящик с инструментами.
— Лёш, поговорим?
— Ань, только быстро, ладно? У нас движок от «Прадика» не выходит.
— Быстро не получится. У вас опять налоговая на носу, а вы декларацию даже не начали.
— А ты, как обычно, пришла рассказать, как всё надо делать, да? — хмыкнул Дмитрий, брат Лёши, вытирая руки об тряпку.
— Я пришла предложить помощь, — ровно сказала Анна. — И в бухгалтерии, и в реорганизации. Уже второй год вы работаете в минус, и если не предпринять меры…
— И что, ты нас всех спасёшь своим айтишным умом? — перебила Ольга Павловна, хлопнув тряпкой по столу. — У нас здесь, между прочим, свой уклад. И он работает.
— Работает? — Анна не сдержалась, голос повысился. — У вас долги! Вас вот-вот закроют. Я могла бы…
— Вот именно, могла бы. А мы не просили. Ты не часть бизнеса. И не часть семьи, между прочим. Мы тебя не выбирали.
Анна замерла. Молчание в мастерской было таким громким, что казалось, его можно потрогать руками. Алексей кашлянул, потом тихо:
— Мам, ну ты чего…
— Что «чего»? — вскинулась Ольга. — Или у вас там в Москве модно, чтобы жёны за всех всё решали? Сначала ты — сын, потом — муж, а не наоборот.
Анна посмотрела на мужа. Тот отвёл глаза.
— Понятно, — прошептала она, потом громче. — Я больше не приду сюда. И не предлагайте мне «поддержать семью». Я же не часть семьи, забыли? Поэтому помощи с долгами не ждите.
Развернулась и вышла. За спиной кто-то что-то говорил — но она уже не слышала.
Поздно вечером она сидела на кухне с бокалом вина. Рядом, на столе, лежал список дел: позвонить юристу, отменить перевод на счёт автосервиса, изменить пароль от семейного счёта.
Алексей пришёл около полуночи. Залез на табурет, не глядя.
— Ты же знала, какая у меня семья. Зачем полезла?
— Чтобы помочь, Лёш. Хоть раз, чтобы меня услышали.
— Они просто… старой закалки. Не любят, когда влезают.
— Я не влезаю. Я живу с тобой, я хотела, чтобы у нас был общий путь. А не чтобы твоя мама решала, кто здесь чужой.
— Не делай из этого трагедию. Это просто бизнес.
— Нет, — Анна резко встала. — Это не просто бизнес. Это — моё терпение. Которого больше нет.
Он ушёл спать на диван, а она осталась в кухне, рассматривая себя в тёмном стекле окна.
Утром была тишина. Даже чайник свистел как-то глухо. Анна собиралась на работу, когда Алексей вышел из спальни, зевая:
— Сегодня вечером соберёмся всей семьёй. Обсудим, как выбираться.
— Без меня, — сказала Анна. — С меня хватит ваших собраний. Я сдала заявление на отпуск. Уеду на пару недель. Подумать.
— Ты серьёзно?
— Более чем. И совет: попроси маму заплатить налоги. Может, и получится сохранить этот уклад.
На вокзале Анна вдруг засомневалась. Бежать — это слабость? Или спасение?
На экране засветился звонок от свекрови. Она смотрела на телефон, как на змею в траве.
— Да?
— Анна, это Ольга Павловна. Я хотела… ну, спросить, ты деньги перечислишь или нет? А то у нас налоговая…
— Нет, Ольга Павловна. Я — не часть семьи. Вы же сами сказали.
Она отключила вызов и с облегчением выдохнула. Поезд отправился через семь минут.
Впереди — новые рельсы. Без старых тормозов.
Анна вернулась через десять дней. Без предупреждения, без звонка — просто купила обратный билет, накинула пальто и молча села в поезд, уставившись в окно с таким видом, будто за стеклом — не голые деревья, а ответы на все вопросы. Ответов, впрочем, не нашлось.
Дома её встретила тишина. Ни Лёши, ни его носков под диваном, ни запаха жареной картошки, который он неизменно устраивал, «если ты опять привезла свои коробочки с киноа». Лёша ушёл. Видимо, в сервис. Или к маме. Что, впрочем, почти одно и то же.
На кухне стояла банка с недопитым вареньем — то самое, которое Ольга Павловна приволокла «для иммунитета, а не для московской изнеженности».
Анна достала телефон. Сообщений от мужа не было. Ни одного. Своё последнее она перечитала три раза — короткое, сухое:
«Вернусь через неделю. Решим, что дальше.»
Ну вот, вернулась. Решайте. Где все?
Нашла она их, как ни странно, в сервисе. Втроём. Ольга Павловна стояла у кофемашины, наливая в пластиковые стаканчики что-то тёмное и бодрящее. Виктор сидел за столом, в бумагах, что-то бурча под нос. Алексей — рядом, с ноутбуком.
Интересно, с чьим паролем вошёл?
— Здравствуйте, — спокойно сказала Анна, переступая порог.
— А, вот и хозяйка. Как съездила на Мальдивы? — сразу пошла в атаку свекровь, с неизменной ехидцей в голосе. — Или это у вас называется «отпуск для осмысления»?
— Съездила хорошо. А вы тут, смотрю, бизнесом занялись?
— Ага, без тебя-то дышать легче, — не удержался Дмитрий из соседнего бокса.
— Вот и дышите дальше. Я приехала забрать вещи.
Молчание.
Алексей поднялся. Голос у него был хриплый, невыспавшийся:
— Ань… Погоди. Мы тут… думали. Обсуждали. Ты была права. С налогами — беда. Но это всё из-за Дмитрия, он документы потерял, а…
— То есть виноват брат, а не мама с её «старым укладом», — перебила она. — Потрясающе. Как удобно.
— Мы не специально, — выдохнул он. — Просто… ну ты же знала, за кого выходила.
Вот он, гвоздь в крышке. Вот и добили.
— Да, знала. Думала, что под этой грубоватой внешностью есть человек. А оказался — сын. Чей-то. Вечно.
— Ну давай, давай, выверни наизнанку всех, как умеешь, — не сдержалась Ольга Павловна, швырнув крышку от стаканчика в мусорку. — Только вот тебе сколько лет? Тридцать пять? А мозги как у девочки в обидке.
— Обидка, — усмехнулась Анна. — Вы обижаете меня два года, каждый день, и теперь упрекаете в том, что я обиделась?
— Да не принимай ты всё так близко к сердцу, — тихо сказал Алексей. — Просто семья у нас такая. Суровая. Но зато своя.
— Вот и живите в ней. Только не просите больше деньги на спасение «своего». Потому что я — не своя.
Она достала из кармана конверт.
— Здесь полный расчёт. За прошлый месяц. За налоги. За аренду бокса. За сайт, который я оплатила до того, как вы меня выставили.
— Что ты хочешь этим показать? — зло спросила свекровь.
— Что я выхожу. Из вашей игры. Из этой семьи. И из этого брака.
Позже, когда Анна уже складывала вещи в чемодан, в квартире появился Лёша. На этот раз — с пивом. Как будто этим можно было запить дыру между ними.
— Я не хочу развод, — сказал он с порога, не разуваясь. — Просто… ты сильная. А я… Я не умею так.
— Я не сильная. Я устала.
— Но мы же можем как-то… ну, попробовать сначала? Без моей мамы, без сервиса, без всего?
Она посмотрела на него. Он был родным. Привычным. Немного потертым, с пивным животиком, но родным. Как старый халат — уютный, но уже не тёплый.
— Ты не можешь «без всего», Лёш. Ты сам — часть этого всего. И мама твоя — неотъемлемо. Это не отпилить. Это вросло.
— Но я люблю тебя.
— А я люблю себя. Наконец-то.
Он долго стоял у двери, не решаясь уйти. Потом всё-таки вышел, так и не хлопнув дверью. И в этот момент стало по-настоящему тихо. Приятно тихо.
На следующее утро она отвезла заявление в ЗАГС.
На такси. Потому что свою машину она теперь отвезёт к знакомому механику, который, в отличие от семьи бывшего мужа, хоть документы ведёт.
Телефон молчал. И это — было хорошо.
Они пришли через три дня. Все трое. Без предупреждения, без звонка — как и она в сервис.
Анна только заварила кофе и села за ноутбук, как в дверь позвонили.
Громко. Настойчиво. Долго.
Полиция так стучит или родня бывшего мужа? — машинально подумала она и открыла, даже не посмотрев в глазок.
На пороге стояли Ольга Павловна, Виктор и Алексей.
Как в каком-то семейном трио «народного суда».
Папа в пиджаке — наверное, с собрания. Мама в чёрной шубе и с лицом, как будто сейчас зачтёт приговор.
Алексей — мятая куртка, в руке пакет с пирожками.
Смешно. Пирожки. После всего.
— Можно войти? — хрипло спросил он.
— Нет, — спокойно ответила Анна. — Говорите здесь.
— Мы… подумали, — начал Виктор. — Может, ты поторопилась.
— Я не торопилась. Я копила это два года. Вы просто не слышали. Теперь поздно.
Ольга Павловна глянула на мужа с раздражением:
— Я же говорила! Она уже всё решила! У таких, как она, всё по расписанию! Ушла — значит ушла! Успешная, модная, городская! У вас же всё через таблицы, да? Восемь утра — кофе, девять — развестись!
— Я не по таблицам. Я по любви. Любовь — она или есть, или нет. А если каждый день тебя считают чужой, она умирает. Как вы умерли для меня.
Алексей шагнул ближе. Голос дрожал.
— Ань, ну… ну ты же знаешь. Без тебя там всё развалилось. Сайт лёг. Люди уходят. Брат опять ушёл в запой.
— А я-то тут при чём? Я — не часть семьи. Забыли?
— Мы… мы не это имели в виду тогда, — пробормотал Виктор. — Просто… не хотели навязываться.
— Это вы не хотели навязываться? — она невольно рассмеялась. — А кто приходил ко мне в спальню и говорил, что «жена — это ещё не родная кровь»? Кто выбрасывал мои продукты из холодильника? Кто говорил, что ИТ — это не работа, а баловство?
Ольга Павловна вспыхнула:
— Ну извините, что мы не программисты, а просто руками зарабатываем! Мы-то думали, семья — это когда ты поддерживаешь, а не выставляешь счёт!
Анна вдруг резко сменила интонацию. Спокойно. Жёстко.
— Поддержка — это когда тебя не унижают, не обесценивают и не делают виноватой за то, что ты не из их клана. Поддержка — это когда тебя слышат. А вы слышите только себя.
Она сделала шаг назад и прикрыла дверь.
— Передай маме: если ещё раз сунется — вызову участкового. А пирожки оставь себе.
Они ушли.
Вниз. Медленно. Как будто не с лестницы спускались, а со сцены.
Вечером пришло сообщение от Алексея:
«Я не смогу тебя забыть. Но понимаю. Прости.»
Анна не ответила. Не потому, что злилась. Просто больше не было, чего говорить.
В её жизни стало просторно. Без давления. Без «надо бы». Без чужих людей в своей кухне.
Через месяц она уже жила на съёмной двушке в Сокольниках. Сама. Тихо. Чисто. Иногда грустно — но только иногда. Грусть — это не катастрофа. Это просто напоминание, что ты чувствующий человек, а не бухгалтер эмоций.
На кухне — новый чайник. Новая кофеварка. И больше никто не говорит, что «вот это твоя бзик-еда».
В одну из пятниц она поехала к нотариусу. Подписала бумаги.
Развод. Готово.
Печать — как финальный аккорд. Тихо. Легко.
У дверей суда её догнал Дмитрий. Красные глаза, небритый, пахло перегаром.
— Ань… Слушай, ты не хочешь всё-таки вернуться? Там всё развалилось. Совсем. Мама плачет. Лёха ушёл ночевать в сервис.
Она посмотрела на него. И впервые — без злобы.
— Я не обязана спасать тех, кто топил меня.
Он отвернулся. Потом тихо сказал:
— А ты ведь когда-то нас любила.
— А вы — меня нет, — коротко ответила она и ушла.
А через два дня ей позвонили с работы:
«Анна, мы подали вас на внутреннее повышение. Будете руководить новым проектом. Зарплата — другая. Свободный график. Вы заслужили.»
Она выключила телефон.
Наложила в чашку гречки, огурцы и сыр.
Села у окна и улыбнулась.
Иногда, чтобы стать собой, нужно потерять всех, кто пытался сделать из тебя «удобную».
