Клавдия Александровна стояла у плиты, переворачивала котлеты, когда щелкнул замок и скрипнула дверь.
— Бабуль, это я!
— Никита, разве сегодня ты не до восьми на работе?
— Смена отменилась, начальник заболел. Решил заскочить к тебе.
— Опять не ел?
— Перекусил, не волнуйся. Лучше расскажи, как себя чувствуешь.
Он прошёл на кухню, кинул рюкзак на диван и присел рядом, уставившись в телевизор, где фоном шли соревнования по биатлону.
— Врач сказал, давление в норме, — продолжила бабушка. — Только суставы крутит.
— Может, всё‑таки попробуешь аппарат, что я принёс?
— Пробовала. Лежу, а он жужжит, как комар под ухом, — усмехнулась она. — Расскажи лучше, как дела с правами.
— Собираю деньги пока. Курсы стоят как крыло от самолёта.
Бабушка выключила конфорку, положила котлеты на тарелку и поставила еë на стол.
— Слушай, Никит, может, взять займ и закончить всё побыстрее?
— Не хочу жить в долгах. Хватит, мама кредит до сих пор тянет за тот холодильник.
Он взглянул на стенку, где среди сувениров появилась старая чёрно‑белая фотография мужчины в гимнастёрке.
— А это кто?
— Твой прапрадед. Был в партизанском отряде под Смоленском. Принёс оттуда медаль и ящик немецких марок.
— Метки истории… — задумался Никита.
Бабушка заметила, как он смотрит на верхнюю полку книжного шкафа, где за стеклом лежала шкатулка из бересты.
— Там письма, — предупредила она. — А шкатулка пустая.
— Я не трогаю, просто красиво выглядит.
***
— Баб, где у тебя фотоальбомы? Хочу оцифровать.
— В секретере снизу. Только открой аккуратно, дверца заедает.
Створка заскрипела. Никита стал выдвигать коробки одну за другой.
— Ты уверен, что это сейчас нужно?
— Если не сделаю, снимки скоро совсем выцветут.
Под альбомами лежала жестяная банка из‑под печенья. Он снял крышку, но внутри были пуговицы.
— Тебе эти погремушки зачем? — удивилась Клавдия Александровна.
— Думал, нашёл старые монеты.
Она заметила странный блеск в его глазах: смесь азарта и досады.
— Никита, ты что‑то ищешь?
— Нет, просто интересно, что хранится у человека, прожившего… столько.
Слова застыли в воздухе. Бабушка вгляделась в лицо внука, взрослеющее слишком быстро.
— Не копай глубоко, — мягко сказала она. — Иногда прошлое лучше оставлять в покое.
Он поднялся, обнял её за плечи.
— Прости. Просто хочется понять, откуда мы.
— Историю семьи не измеришь вещами.
Вечером, оставшись одна, Клавдия Александровна достала из‑под кровати старый чемодан. Брезент протерся, угол держался на проволоке. Она открыла двойное дно: там лежал вышедший из оборота серебряный рубль и пара обручальных колец.
— Мои драгоценности, — вздохнула она. — На похороны даже не хватит.
Она положила кольца обратно, задумавшись, как рассказать Никите о тайнике, чтобы не разжечь в нём алчность.
На следующий день пришла Ирина.
— Ма, как самочувствие?
— Привет, дочка. Сердце как моторчик: то тарахтит, то молчит.
— Никита заходил вчера?
— Да. Говорил, водительские курсы дорогие. Может, подумаем, как помочь?
— Мы? Ты на свою пенсию? Я и так кручусь‑верчусь целыми днями.
Клавдия Александровна заметила усталость в голосе дочери.
— Ира, ты измучилась.
— С января цены скачут. А Никитка всё мечтает о правах.
Из комнаты вышел Никита:
— Мам, я слышу.
— Ой, ты тоже у бабушки? Тогда знай: иногда мечты приходится отложить.
Он промолчал, уставился в окно, где с крыш падал мокрый снег.
— Мам, можно я останусь у бабули на пару ночей?
— Опять?
— Мы решили навести порядок в документах.
Ирина пожала плечами:
— Как знаешь. Только не копайтесь до полуночи, бабушке надо спать.
Ночью Клавдия Александровна проснулась от скрипа пола. Свет из коридора прорисовал тень внука.
— Ты почему не спишь?
— Хотел воды.
Она заметила отвёртку в его руке.
— Зачем инструмент?
— Дверца на буфете отваливается.
Он отвернулся, а бабушка почувствовала, как сжимается сердце.
— Никита, подойди.
— Что?
— Сядь рядом.
Он опустился на стул.
— Если ищешь деньги, скажи прямо.
— Бабуль, ну ты чего?
— Я не слепая. Вижу, как ты открываешь каждый ящик.
Он поднял глаза:
— Ты же сама рассказывала про доагоценности. Говорила, спрятала, чтобы не забрали.
— Да. Время было неспокойное.
— Я подумал… если лежит без дела, может, поможет нам.
Она вздохнула:
— Золото — не спасательный круг.
— Но это реальный шанс. Курсы, может даже первый взнос на ипотеку… Да хоть продукты нормально покупать, и чтобы мама не крутилась как белка в колесе.
Её пронзила боль: внук видел в семейных реликвиях не память, а капитал.
***
Утром за завтраком атмосфера была напряженной.
— Никита, передай соль, — тихо попросила бабушка.
— Держи.
Когда дверь закрылась, Никита спросил:
— Можно ключи от кладовки на лестнице?
— Зачем?
— Хочу вынести старые лыжи. Там места нет.
Клавдия Александровна поколебалась, но протянула ключ.
Через десять минут она услышала глухой удар. Выбежала в подъезд: там Никита, распахнув кладовку, вскрывал деревянную обшивку.
— Что ты творишь?
— Ищу тайник. Удобно ведь спрятать что‑то в стене, правда?
Она сорвалась на крик:
— Хватит превращать мою жизнь в раскопки!
Никита бросил отвертку.
— Знаешь, бабушка, я думал, ты поймёшь. А ты держишься за железки, вместо того чтобы помочь внуку.
Она молча вернулась в квартиру.
Вечером пришла Ирина:
— Что случилось? Мария позвонила, говорит, вы ругались утром.
— Спроси у сына.
— Мам, только без драм.
Никита сидел на подоконнике.
— Бабушка прячет клад и молчит.
— Какой клад?
— У неё были украшения. Мы могли бы…
Ирина устало посмотрела на сына:
— Никита, ты чего вообще хочешь?
— Хочу быть самостоятельным, а не ездить на маршрутке всю жизнь.
Тишину прервала Клавдия Александровна:
— Слушайте оба. Завтра в девять пойдем вместе в пенсионный. Я покажу вам, сколько получаю. Тогда обсудим, на что я могу «помочь».
***
На следующий день втроём они сидели в узком кабинете специалиста ПФР.
— Ваша пенсия с доплатой — восемнадцать тысяч, — озвучила девушка‑оператор.
Никита опустил глаза. Ирина вздохнула.
— Видишь, сынок? — тихо сказала она. — Откуда тут золото?
Вернувшись домой, бабушка достала тот самый чемодан и положила его на стол.
— Смотри.
Никита открыл двойное дно, нашёл кольца и червонец.
— Это всё?
— Да. Стоимость сам прикинь или подсказать?
Он сел, сцепив пальцы.
— Я дурак. Прости.
— Дети моего поколения прятали не деньги, а страх. Мы боялись потерять последнее.
Ирина присела рядом:
— Ма, почему не продала раньше?
— Ждала, пока внук женится. Думала, подарю кольца невесте.
Никита усмехнулся сквозь слёзы:
— С такой гонкой за наживой я не успею жениться.
Клавдия Александровна положила руки ему на плечи:
— Пойми одну вещь. Деньги приходят и уходят, а доверие — если разбить, не склеишь.
Он кивнул.
— Бабушка, прости меня. Я все понял. Я устроюсь работать курьером, подкоплю. Права никуда не убегут.
— А я, — добавила Ирина, — пересмотрю бюджет. Будем помогать друг другу, а не требовать.
Бабушка закрыла чемодан.
— Тогда договорились. Но одно условие: каждое воскресенье собираемся за ужином без телефонов. Будем говорить, как время провели и что нового узнали.
— Согласен, — улыбнулся Никита.
— Я тоже, — кивнула Ирина.
Вечером они втроём резали салат. Никита рассказывал о вакансиях, Ирина — о скидке на проездной, а Клавдия Александровна вспоминала, как когда‑то ездила в Набережные Челны на запуск цеха.
— Значит, жить будем, — резюмировал Никита.
— Конечно, будем, — ответила бабушка. — Только помни: настоящее богатство не спрятано в стене. Оно сидит сейчас за этим столом.
Он поднял взгляд, увидел её тёплые глаза и понял: золото бывает разным, и то, что блестит сильнее всего, не продаётся ни на бирже, ни в ломбарде.
