Алина проснулась не от будильника, а от странного ощущения — кто-то смотрит. Приоткрыла один глаз — в дверном проёме кухни торчала Наталья. В спортивных штанах с вытянутыми коленями, с чайником в руках и выражением лица, будто она только что увидела на Алине ожерелье царицы Клеопатры.
— Опять этот айфон новый, да? — Наталья прищурилась, кивая подбородком в сторону стола, на котором Алина вчера оставила телефон. — Это же три моих алиментов за месяц.
— Доброе утро, Наташ, — Алина села, натянув на себя халат. — Чайник вон там, на подставке, а зависть на полке в коридоре — унеси, как будешь уходить.
— Ты такая смешная, Алин, правда, — Наталья усмехнулась, но не ушла. — А у тебя сколько уже квартир, напомни? Две? Или три? Я-то вот до сих пор с детьми по съёмным кочую. Муж козёл, алименты мизерные, сама пашу, как лошадь. А ты тут — на айфоне пельмени заказываешь.
Алина на автомате заваривала кофе — себе с корицей, Наталье с горечью. Заварилось давно. Уже несколько лет как.
— У меня одна квартира, Наташ, и ипотека ещё десять лет. А вторая — ещё не куплена, я только присматриваюсь. Не надо драм, пожалуйста, не пятница же.
— Присматривается она… — Наталья опустилась на табурет у кухонного стола, всем видом показывая, что эта сцена не закончится, пока она не получит «Оскар» или квадратные метры. — Вот ты не думала, что кому-то нужнее? У меня два ребёнка, они по очереди в ванне делают уроки. Мальчику — десять, он должен в своей комнате спать, а не на кухне на раскладушке. Или ты про семейные ценности только на рекламе говоришь?
— Наташа, — спокойно, но с напряжением в голосе, произнесла Алина. — Ты сейчас предлагаешь мне купить квартиру и отдать её тебе?
— А что, это бы показало, что ты — человек. А не просто глянцевая картинка на фоне ламината.
Алина хотела рассмеяться, но вышло как-то сухо. Она знала — Наталья не просто завидует. Она обижается. Ей кажется, что мир несправедлив: у неё — развод, кредиты, детская неврозная усталость, а у Алины — муж, стабильность и даже робот-пылесос, который уже успел стать предметом ненависти у всей родни.
— Слушай, — она поставила перед Натальей кружку с кофе, — ты меня сейчас обвиняешь в том, что я вышла замуж за твоего брата и не развелась? Или в том, что у меня нет двух детей от придурка, который сбежал в Тольятти и шлёт открытки вместо денег?
— Не надо ехидничать. Я просто прошу помочь. Однокомнатная. Где-нибудь рядом. Ты сдавать всё равно будешь, я же знаю.
— Наташ, — Алина тяжело вздохнула. — Я не обязана покупать тебе квартиру. Даже если у тебя сто детей. Это… не так работает.
— Обязана, — не моргнув, ответила Наталья. — Ты в семье. Ты замужем за моим братом. Он — твой муж. А ты — типа моя сестра. Семья должна помогать. Вот ты думаешь, я к тебе просто так с утра пришла? Я с тремя показами квартир отказалась, чтобы по-человечески всё решить. По-семейному. Серьёзно.
В комнату зашёл Дмитрий, зевая. На нём были только треники и сон. Он протёр глаза и увидел сцену. Остановился.
— Опа… опять собрание акционеров?
— Дим, — повернулась к нему Наталья с видом учительницы, споймавшей ученика за курением. — Объясни своей жене, что семья — это не только делить салатики по праздникам. Это — поддержка. У вас две квартиры, а у меня — съём и дети. Ты же не хочешь, чтобы твоя племянница жила в шкафу?
— Наташ, — Дмитрий сел за стол, глядя на Алину. — Мы разве купили вторую уже?
— Нет, мы только ищем, — ответила Алина, сжав губы. — Но, видимо, искать надо сразу с табличкой «Подарочная».
— Ты издеваешься? — вспыхнула Наталья. — Я пришла как человек, как мать! А ты — как риелтор на максималках: «а не желаете кухню в подарок?»
— Да я просто хочу жить спокойно, не раздавая квартиры направо и налево! — сорвалась Алина. — Или теперь, чтобы быть хорошей, надо всем купить по комнате?
— У меня же дети! Я не себе! — Наталья встала. — Или ты думаешь, я с этого что-то поимею?
— Думаю, да, — отрезала Алина. — Очень даже.
Дмитрий отодвинул кружку:
— Всё. Хватит. Наташа, я тебе помогу — материально. Съездим, подберём тебе вариант в ипотеку, я поучаствую в первоначальном взносе. Но давить на Алину, а тем более требовать — не надо.
— Ну конечно! — в голосе Натальи сорвался металл. — То есть ты — мужик, но решает Алина. Кому квартиру, кому фигу с маком.
— Да я решаю, потому что я её покупаю, — резко сказала Алина. — И покупаю для будущего ребёнка. А не чтобы вы меня потом из этой квартиры выписали, как бабку с дачи!
Молчание. Даже чайник на плите засвистел вяло и как-то стыдливо. Наталья стояла с покрасневшим лицом.
— Всё ясно, — процедила она. — Капитализм в лицо. Спасибо, родные.
Она развернулась и вышла, громко хлопнув дверью, будто она была актрисой в спектакле «Семья и немного ярости».
Ольга Петровна позвонила через пятнадцать минут. Алина сняла трубку, не успев даже подумать.
— Что ты там устроила, Алина Андреевна? — голос свекрови был сдержан, но напряжение слышалось в каждом слове. — Наташа в слезах, дети на нервах, ты квартиру жалеешь. Я тебя уважаю, но ты подумай: не одна ты живёшь.
— А Ольга Петровна, — спокойно ответила Алина, — может, и вы подумаете, что я — тоже человек. А не бесплатный жилфонд.
Повесила трубку.
Потом села за кухонный стол и медленно допила свой холодный кофе.
Спокойствия не было. Зато была чёткая мысль:
Теперь это война.
Прошло четыре дня. Тишина стояла такая, будто Наталья, наконец, эмигрировала в своё собственное негодование. Алина почти расслабилась — почти. Она даже позволила себе включить джаз на кухне, сварить суп и всерьёз подумать, в какой цвет покрасить стены в будущем детском уголке. Варианты колебались между «нежным серым» и «не очень раздражающим жёлтым».
Но расслабляться было рано. В четверг в семь тридцать вечера в дверь позвонили.
— Тебя там ждут, — отозвался Дмитрий из ванной. — Надеюсь, не Мосэнергосбыт.
Оказалось, хуже.
На пороге стояла Наталья. Вся в чёрном, как будто шла на поминки по здравому смыслу. За ней — двое детей, один с рюкзаком, второй с котом в переноске.
— Мы пришли, — коротко бросила она и шагнула в прихожую, как будто возвращалась в родовое поместье.
Алина застыла.
— Куда — вы пришли? Наташа, ты что, с ума сошла?
— Дмитрий сказал, что вы поможете. А значит, поможете. У нас съёмка закончилась, хозяйка продала квартиру, я неделю звонила — ноль реакции. Детей мне что, на улицу? Мы пока у вас поживём. До сентября. Ну или до того, как квартиру мне купишь.
Она говорила спокойно. Без истерик, без визга. Словно обкашливала, кто где спит.
— Наташа, ты офигела?! — Алина поставила руки в боки. — Это не проходной двор. Это мой дом. И я тебя не приглашала. И вообще…
— Секунду, — перебила Наталья, сдвинув в сторону столик в прихожей, чтобы дети поставили свои рюкзаки. — Я тебе не чужая. Мы семья. Ты хочешь, чтобы дети услышали, как ты меня выгоняешь?
— Я хочу, чтобы они услышали, что есть понятие «личное пространство»! И что его не занимают с котом и чемоданами, как в фильме про блокадный Ленинград!
Вышел Дмитрий. Насухо вытер руки полотенцем, оценивающе глянул на сестру и детей.
— Наташ, ты серьёзно?
— А ты думал, я в гостиницу поеду с двумя детьми? — вспыхнула Наталья. — Или в подъезде буду жить? Я к тебе пришла! Ты мне брат!
— Я тебе не коммунальный оператор, — пробурчал Дмитрий, но детей в квартиру всё же впустил. — Останьтесь на пару дней. Пока не найдём что-нибудь.
Алина медленно прошла на кухню, села и схватила кружку. Кофе был холодным. И это был уже второй раз за неделю.
Вечером она сидела в спальне, когда Дмитрий заглянул внутрь.
— Слушай… ну ты не кипятись. Она правда в жопе, прости за выражение. Я с риелтором договорился, посмотрим пару вариантов. Я дам ей в долг на первоначальный. Мы найдём ей что-то.
— А почему я чувствую себя захваченной? — прошипела Алина. — Это мой дом. Тут внезапно трое новых жильцов. Один орёт, второй шмыгает носом, кот ссыт на лоток, как будто ему платят за децибелы.
— А ты? — Дмитрий присел рядом. — Ты хочешь, чтобы я сказал ей убираться?
— Я хочу, чтобы ты сказал ей правду. Что у неё нет прав здесь хозяйничать. Что не она решает, кому и когда где жить.
— Она в беде.
— Она в захвате заложников!
Третий день, как в тюрьме. Только кормят хуже.
Алина надела наушники, пошла в ванную, закрылась, запустила шум воды и долго смотрела в зеркало. В глазах — усталость, в волосах — шампунь, в душе — устойчивая ненависть.
В пятницу Наталья «ненавязчиво» подвезла Алину на работу. В машине играло радио, а в воздухе повисла фраза:
— Слушай, если ты всё равно квартиру для ребёнка покупать собралась, давай я пока там поживу. А потом съеду. Это как инвестиция — с человечком внутри.
— С человечком, который ещё даже не зачался, — процедила Алина, — и с квартирой, которая ещё не куплена.
— Ну вот видишь! Пока у тебя ни ребёнка, ни квартиры, а у меня — два ребёнка и чемодан. Справедливость — она где-то рядом.
— Она где-то у тебя в голове. Вместе с совестью.
— Ну извини, что у меня нет богатого мужа и связи в рекламе! — огрызнулась Наталья. — Ты живёшь, как сыр в масле, и боишься пустить туда тех, у кого вообще ничего нет!
Алина уже не слушала. Она знала — Наталья не отступит. Это не просто просьба. Это план. Мягкое вторжение с детскими рисунками и запахом кошачьего лотка.
Она приехала в офис, закрылась в кабинете, включила кондиционер и написала сообщение Ольге Петровне:
«Ольга Петровна, у нас дома зоопарк и самоуправление. Ваша дочь объявила себя беженкой, но живёт как оккупант. Прошу вмешаться. У меня нет сил. А если Дмитрий не решит — решу я. По-своему.»
Ответ пришёл через минуту:
«Разберусь. Но по-человечески. Без скандалов.»
Скандалы уже были. Человеческого осталось чуть-чуть.
Вечером Алина пришла домой. В коридоре валялись кроссовки, какие-то детские рюкзаки и резиновый слон. В её спальне спал племянник. Кот сидел на её подушке. Наталья смотрела сериал в зале и громко жевала чипсы.
— Ты чего такая? — спросила она, не отрываясь от экрана.
Алина медленно поставила сумку, прошла на кухню, открыла холодильник, достала бутылку вина и, не дожидаясь ужина, налила себе бокал.
— Я — почти свободна, Наташ, — проговорила она.
— В каком смысле?
— Завтра ты уезжаешь. Либо так, либо по суду.
— Ты шутишь? — Наталья вскочила. — Ты серьёзно???
— Более чем. Я составила обращение. И если не хочешь публичного позора, собери кота, детей и свои обиды и поезжай к маме. Или к тому козлу в Тольятти.
Вошёл Дмитрий.
— Ты что опять развела тут? — спросил он у Алины. — Мы же договаривались!
— Мы ничего не договаривались! — взвилась она. — Ты молчал! Ты позволил ей превратить мой дом в проходной двор! А теперь либо ты выгоняешь её — либо я выгоняю всех.
Молчание.
Наталья застыла.
Дмитрий смотрел на жену. Потом на сестру.
— Всё. Хватит. Завтра съезжаешь. Я помогу деньгами, с риелтором, с ипотекой. Но у Алины тоже есть право. На жизнь. На тишину. На собственное мнение.
— Ты серьёзно?! — Наталья сжала кулаки. — Ты выбираешь её? А я кто?
— Ты — моя сестра. А она — моя жена. И ты давно забыла разницу между просьбой и шантажом.
— Вот и живите, как хотите! — Наталья схватила кота. — Не удивлюсь, если вы завтра меня и из семьи выпишете.
— Если б семья оформлялась через МФЦ, ты бы давно была в архиве, — прошипела Алина.
Наталья ушла. С грохотом, с сумками, с котом и клятвами мести.
Алина сидела на кухне. Руки дрожали. Дмитрий молчал.
Потом он налил ей вина, сел рядом.
— Ну, зато теперь у нас есть опыт обороны крепости.
— Ты бы ещё турникеты поставил.
— Думаю, замок на дверь достаточно символичен.
Они рассмеялись.
А потом замолчали.
Потому что знали — это ещё не конец.
Прошёл месяц.
В квартире снова пахло кофе, а не дешёвыми чипсами. Кот больше не орал под дверью в ванную. Детский резиновый слон больше не норовил подставить тебе подножку в коридоре. Вечерами Алина включала себе что-то из хороших сериалов, а не марафоны мыльных драм, где герои влюбляются в кузенов и путают паспорта в аэропортах.
Жизнь потихоньку наладилась. Почти.
Почти — потому что звонки от Натальи не прекращались. То требовала денег, то предлагала заехать «всего на недельку, там ремонт у подруги». Однажды даже сбросила голосовое с фразой:
— Ну если ты такая правильная, то помогай, как положено. У тебя и квартира, и муж, и всё под контролем. А я одна. Я мать. А ты — стерва в сапогах на каблуках.
Алина не отвечала. Ни на смс, ни на «случайные» звонки по FaceTime, где на заднем фоне орали дети, а Наталья со вздохами говорила в камеру: «Вот такие у нас будни…»
Но однажды ситуация изменилась. На почту Алины пришло письмо из налоговой. Обычная бюрократия — подумала она. Но письмо было о другом.
Кто-то отправил жалобу на неё. Анонимную. По делу. С якобы «фальсификацией доходов при покупке недвижимости». С намёками на махинации, нелегальный доход и скрытые источники. В письме было достаточно данных, чтобы кто-то копался в её налогах всерьёз.
Алина сидела с этим письмом в руках, пока руки не перестали дрожать.
— Это она, — уверенно сказал Дмитрий. — Кто ещё может знать, сколько ты зарабатываешь, как работает агентство, когда ты брала аванс у клиента и на каких условиях.
— Она пошла ва-банк, — пробормотала Алина. — Решила, что если не получит квартиру по-хорошему, то устроит мне налоговую проверку?
— Это уже не просто зависть. Это — месть.
В тот же вечер Алина сама позвонила Ольге Петровне. Спокойно. Без истерики. Просто:
— Ольга Петровна, с вашей дочерью надо что-то делать. Она вредит. Прямо. С угрозами. Я готова идти в полицию.
Свекровь молчала секунд десять.
— Полиция не поможет. Я сама с ней разберусь.
И в этот момент Алина впервые в жизни ей поверила.
Прошло два дня.
Наталья позвонила сама. Без воя. Без подводок. Просто:
— Ты что, сдала меня?
— Я ничего не сдавала. Но если надо — сдам. С описью, с доказательствами, с аудиозаписями. Хочешь — напишу сценарий.
— Ты вообще понимаешь, как мне сейчас тяжело?!
— А ты понимаешь, что ты разрушила? Я была готова помочь. Я даже молчала, когда ты поселилась у меня без спроса. Я терпела твои выкрутасы, истерики, шантаж. Но ты перешла границу.
— Ты специально! У тебя всё по полочкам! Ты всегда правильная, красивая, с делом, с мужем! Тебе плевать на всех, кто хуже!
— Мне плевать только на тех, кто топит других, чтобы казаться выжившими. А у тебя именно такой стиль жизни. Ты не борец. Ты — паразит. Всё ждёшь, что кто-то вытащит. Схемка, жалоба, дети на показ — и вперёд, к чужому холодильнику.
— Знаешь что? — прошипела Наталья. — Я всё равно получу то, что мне причитается. Это только начало.
— Это и есть конец, Наташа, — спокойно сказала Алина. — Завтра я встречаюсь с юристом. И если от тебя ещё раз прилетит хоть одна жалоба, хоть один слух, хоть одна бумажка — я иду до конца. С официальным запретом на приближение, судебным иском, алиментами твоему бывшему и справкой о психическом состоянии. Всё, что можно. У меня есть ресурсы, и я их не стесняюсь.
Наступила тишина. Жуткая. В этом молчании было всё: ненависть, растерянность и внезапное осознание, что игра проиграна.
Алина отключилась.
В тот вечер она впервые за месяц выдохнула.
На следующий день ей пришло сообщение от Ольги Петровны. Короткое:
«Поговорила с ней. Уехала к отцу. На ПМЖ. Думаю, надолго.»
Алина ответила:
«Спасибо. Вы поступили правильно.»
Дмитрий в тот вечер принёс домой цветы. Редкость. Он не был романтиком.
— Это за выдержку, — сказал он, подавая букет. — И за нервную систему, которой больше нет.
Они пили чай. За столом. Без скандалов. Без фонов из мультфильмов. Кот мирно спал под стулом, как будто и он понял: битва за квадратные метры окончена.
— Слушай, — вдруг сказал Дмитрий. — А ты ведь собиралась покупать квартиру. Ты передумала?
Алина усмехнулась, положив голову на руки.
— Не передумала. Просто теперь точно знаю: вторая квартира — только в моё полное распоряжение. Никаких гостей, никаких родственников. Ни Натальи, ни кого-то ещё.
— А если ребёнок?
— Вот ему и куплю. Когда вырастет и заработает. Чтобы знал цену.
— Ну ты даёшь, — улыбнулся он.
— Просто теперь я знаю: ничто не портит недвижимость так, как плохие родственники.
Когда через два месяца Алина подписала договор на новую квартиру — однокомнатную, в хорошем районе, с видом на парк — она не чувствовала эйфории. Не прыгала, не визжала, не делала селфи с ключами.
Просто села на подоконник, посмотрела на город и прошептала:
— Это моё. Только моё. И в этот раз — без Натальи.
Финал был не громким. Он был — правильным.
Потому что иногда самое важное — не купить квартиру.
А навсегда вычеркнуть из неё лишних людей.
