Алина вернулась домой на два часа раньше — и это было худшее, что она сделала за последние пять лет. Хотя, если подумать, брак с Игорем тоже сложно назвать удачным выбором. Да и кухня, которую она покупала в кредит, под «семейное гнездо», теперь казалась особенно ироничной деталью — вся такая модульная, глянцевая, а в духовке пряталась не запеканка, а его любовница.
Она открыла дверь аккуратно, как всегда: чтобы не разбудить если не мужа, то его раздражение. Но дома никто не спал. Зато кто-то стонал. В голос. Очень женским голосом. Из спальни.
Алина не вошла. Она вплыла. Молча. Как в холодную воду.
Игорь повернул голову, глаза расширились:
— Алина?.. Ты чего… ты же до шести на работе…
— Ничего, — ответила она сухо. — Просто решила прийти пораньше. Посмотреть, как у нас тут дела.
Любовница, вся растрёпанная и с длинными ресницами, моментально начала собирать по полу своё кружевное достоинство. Алина даже помогла — пинком подала ей туфельку.
— Спасибо… — буркнула та и, не глядя, выскользнула мимо Алины в коридор.
Алина постояла пару секунд, затем, не повышая голоса, сказала:
— Соберу вещи. Документы заберу. Кредит — на мне. Кухня, к счастью, тоже.
— Подожди! Ты что, вот так просто уйдёшь? Без разговора?
Она остановилась в дверях спальни:
— Мы говорили, Игорь. Только ты не слушал. А теперь слушать буду я. Себя.
Через три часа она сидела на кухне у Ольги, подруги ещё с универа, с бумажным стаканом кофе из соседней пекарни. В глазах было пусто, как на складе после распродажи.
— И давно это у него? — спросила Ольга, подливая ей кофе.
— Не знаю. Сама, видишь, раньше приходила. Теперь поздно.
— Ну хоть не в вашей новой кухне! — выдала подруга с кривой усмешкой.
— Ага, — хмыкнула Алина. — Там холодильник шумит, портит атмосферу.
Они засмеялись обе. Смех был нервный, с надрывом.
— А мама его что сказала? — спросила Ольга, вытягиваясь в спине. — Звонила?
Алина закатила глаза.
— Ты знаешь Марию Ивановну. «Ты сама виновата, Алина. Мужик же не от хорошей жизни пойдёт налево». У неё всё как в советской газете: виновата баба, у которой котлеты холодные и юбка короткая.
— Ага, и если б ты чаще делала мужу массаж стоп, он бы не трахал других.
— Вот именно. Я ж не жена, а халат и грелка в одном лице. С гарантией.
На следующий день Игорь всё же решил проявить рвение: позвонил, приехал. Принёс торт и вино. И сидел на диване, как провинившийся школьник.
— Алина, я идиот. Просто… просто… ну, сам не знаю. Оно как-то получилось. Машка там, с работы. Всё быстро, ни к чему серьёзному. Ну, подумаешь — разок.
— А я что, подумаешь, кухню взяла в кредит. Тоже, считай, разок. Подумаешь.
— Да не уходи. Ты мне нужна. Всё наладим. Кредит будем платить вместе.
— Ты — будешь. А я — нет. Мы — это уже не мы, Игорь. Это ты и Машка. Ну или кто там у тебя будет дальше.
Он молчал. Мелкая дрожь прошла по его лицу. Но виноватым он не казался. Скорее — обиженным.
— А мама права, — сказал он вдруг. — Ты всегда всё сама решаешь. Без нас.
— Так и жила бы с вами, если бы советовалась. Игорь, спасибо, что подсказал. Не хочу.
С вещами Алина уезжала под звуки лекции Марии Ивановны.
— Надо же, устроила цирк. А ведь я тебя сначала защищала. Говорила: «Хорошая девочка». А ты как только получила всё — так и в кусты. Ой, ну конечно. Свобода, современная женщина, всё сама.
— Я всё сама. Даже развожусь. Без подсказок.
— И куда ты теперь?
— В комнату. С соседками. Раковина одна, туалет общий. Классика жанра.
— Вот и живи. Без мужика, зато с кредитом.
— Знаете, Мария Ивановна, вы — как старая плитка. Всё скрипите, но оторвать сложно. Пока молча терпишь, кажется — ну ладно. А потом как плюнет чем-нибудь жирным — и думаешь: да ну вас.
Она захлопнула багажник. Мария Ивановна что-то ещё говорила, но это уже было как радиопомехи.
В новой квартире Алина столкнулась с двумя соседками. Одна — вечная студентка по имени Геля, с ногтями, как у богомола, вторая — тётка с прищуром, вечно в халате, звали её Татьяна Аркадьевна, и она всё знала. Особенно про чужую личную жизнь.
— Муж ушёл? — спросила она в первую же минуту. — По тебе видно. У нас тут таких много.
— Нет, — вздохнула Алина. — Я ушла.
— Умная, — кивнула Татьяна Аркадьевна. — Только не связывайся с Гелей. У неё мужиков в неделю больше, чем у меня нервов.
Алина кивнула. На удивление, ей стало чуть легче.
Работу она не потеряла. Но брала подработки: обзвоны, рассылки, даже пару раз курьера. В кармане болталась флешка с таблицей — там был план: выплаты, сроки, цели. Квартира — в перспективе. Своя. Без чужих подушек и зубных щёток.
Ольга поддерживала.
— Представь, как ты войдёшь в нотариальную контору и скажешь: «Оформляем на меня. Без мужа. Без кухни. Без свекрови. Только я и стена».
— Стены, надеюсь, будут светлые.
— Ага. А мебель — не в кредит. Или на крайняк — бэушная, но своя.
Игорь больше не появлялся. Только раз прислал СМС: «Прости. Ты была права».
Алина посмотрела на экран. И вдруг поняла: она и правда была. Права.
Права, что ушла. Права, что выбрала себя. Права, что не поддалась на уговоры.
А главное — теперь можно было спать спокойно. Пусть на узком диване. Зато одной.
Прошло два месяца. Алина всё ещё жила в комнате, где входная дверь скрипела как совесть у бывшего мужа. Зато стиралка не текла, тараканы были только в соседней комнате у Гели, а Татьяна Аркадьевна каждое утро варила кофе на всю кухню и пела «Чёрный ворон, что ж ты вьёшься…». Жить можно.
В почтовом ящике наконец-то пришло письмо, которого она ждала — из банка. Выплата очередного взноса по кухне прошла. Осталось ровно 18 месяцев, если не брать новый фен и не ехать в отпуск. Хотя о каком отпуске можно говорить, когда в холодильнике только кефир и соевый соус с прошлого НГ?
Ольга пришла в гости. Принесла пиццу и два пластиковых бокала. Шик.
— Ну, как жизнь молодой разведёнки? — спросила, разливая газировку.
— Как у курьера: бегаю, ношу, не сплю. Но есть плюсы — никто не нюхает мои носки.
— Ты носки нюхаешь? — прищурилась Ольга.
— Только если они Игоря. А теперь — нет.
— А вот и хорошо. Вон, у тебя в глазах какой-то огонёк. Не злой. Знаешь, как у людей, которые пережили чуму и теперь умеют варить суп из травы.
— Спасибо, польстила.
— Да ладно, ты не в грязи, а в процессе. Это как в спортзале: пока потеешь — страшно, потом красиво.
Они чокнулись крышками стаканов. Жизнь, как ни странно, шевелилась.
А потом была суббота. Телефон завибрировал с утра. Алина ещё не проснулась толком, но экран мигал:
Мария Ивановна. Вызов.
Она морщилась, как от лимона, но ответила.
— Алина, здравствуйте, — голос был холодный, как упаковка пельменей. — Я хотела бы с вами поговорить. Вживую.
— Смотря где. Если в аду — вы первая. А так — давайте в кафе у метро. У вас там рядом есть столик у окна, в котором вы обычно обсуждаете, как плохо я готовлю.
— Не надо сарказма. Это серьёзный разговор.
— Тем более — в кафе. Там хотя бы официант отвлечёт.
Через час Алина уже сидела напротив свекрови. Мария Ивановна выглядела, как обычно: строго, гладко, будто только что отгладила лицо утюгом. Без пара.
— Я не буду ходить вокруг да около, — сказала та. — Квартира, где вы жили с Игорем, оформлена на него. Но вы вложились. Особенно с этой дурацкой кухней.
— Кухня — моя. По документам. И кредит — на мне.
— Мы это знаем. Поэтому… я хотела бы предложить вам её выкупить.
Алина чуть не поперхнулась кофе.
— Простите… что?
— Я знаю, вы копите. У вас теперь работа, даже подработка. Всё у вас «сама». Так вот, мы решили: если вы хотите, можете забрать кухню. Но… целиком. А заодно — и долю в квартире. Мы не хотим с Игорем туда возвращаться. Он съехал к Маше.
— Какой Маша? Та, с ресницами?
— У неё теперь ногти. Ресницы отвалились. Так вот. Мы хотим продать квартиру. Вы — бывшая жена. Вы имеете право претендовать на компенсацию вложений. Я же вижу, вы не дура. Поэтому предлагаю вам выкупить эту часть и забрать всё. В рассрочку.
— Мария Ивановна, у меня сейчас 38 тысяч на счету. Из них 8 — коммуналка, 5 — на телефон, 3 — на еду, и остальное я мечтала потратить на носки без дыр. Вы о чём?
— Я могу дать вам деньги. В долг. Без процентов. Вы выплатите за пару лет. Зато квартира — ваша.
Алина застыла. Она не поняла, что её больше пугает — сама сделка или то, что свекровь говорит почти нормальным тоном.
— А почему вы так щедры вдруг?
Мария Ивановна опустила глаза. Потом произнесла:
— Потому что я тоже была замужем за человеком, который притащил девку домой. Мне тогда было двадцать пять. Я ушла к маме. С сумкой. Потом — с ребёнком. И я знаю, как это. Когда никто не верит. Когда все говорят: сама виновата.
Алина почувствовала, как внутри всё холодеет.
— Вы никогда мне об этом не говорили…
— А зачем? Вы ж не спрашивали. И вообще… я считала, что вы не справитесь. А вы — справились. Вот и решила: пусть эта проклятая квартира достаётся тому, кто в ней хоть раз мыл полы не от любви, а потому что по-другому нельзя.
Через неделю Алина подписывала бумаги. Договор беспроцентного займа. Кредит за кухню оставался за ней, но теперь туда добавилась и доля в квартире. И пусть это был ещё не переезд, но план начал звучать громче.
Игорь не появился. Он только передал через мать флешку со своими фотографиями из отпуска в Турции. Алина посмотрела — и засмеялась.
— Чего ржёшь? — спросила Ольга, заглядывая через плечо.
— Он на всех фото один. Или с кальмаром. Вот и пусть с ним и живёт.
— Кальмар хоть не изменяет.
— Но и не слушает. Один в один.
Квартира пустовала, но Алина по выходным туда ходила. Убирала. Разгребала шкафы. Снимала чужие простыни и выбрасывала их, как старые обиды.
Однажды она осталась на ночь. Легла на голый матрас, укрылась курткой, и вдруг расплакалась. Не от боли. От тишины. Той, что наконец пришла.
Потом встала, включила плиту и сварила себе макароны. Без романтики. Без свечей. Просто поела. На своей кухне.
В новой жизни у Алины был строгий режим: утром — работа, вечером — вторая работа, по ночам — «Гугл в помощь: как починить душ без вызова сантехника». Из развлечений — сортировка старой посуды, которая осталась в квартире. Бокалы с золотым ободком, потрескавшиеся миски, тарелки, на которых всё ещё была наклейка «свадебный набор. дорого».
Ольга приходила в гости всё чаще. Она садилась на табурет, клала ногу на ногу и говорила так, будто вещала с трибуны:
— Тебе надо устроить новоселье. Не потому что модно, а чтобы ты наконец признала, что ты — хозяйка. Это как в животном мире: пометила территорию, привела стаю.
— У меня из стаи только ты и плед с Алика, — усмехнулась Алина.
— Ничего, плед надёжнее некоторых мужиков.
— Он хотя бы не врёт, что «задержался у друга».
Они снова рассмеялись. Смеяться стало легче.
Всё шло к лучшему, пока в один вторник вечером, когда Алина вернулась домой и увидела у двери чёрную машину. Из неё вышел Игорь.
— Здравствуйте, — сказал он так, будто это была почта России. — Можно поговорить?
— Если кратко, то нет. Но раз уж ты приехал, то выдыхай. Что там у тебя?
Он стоял, комкая кепку в руках, и выглядел как человек, у которого наконец закончился загар.
— Алина, ты же понимаешь, что эта квартира — наше общее прошлое…
— Уже нет. По бумагам — моя. По совести — твоя мать спасла тебе лицо, а мне дала шанс. Ты чего хочешь?
— Я хочу, чтобы ты мне отдала ключи.
Алина молча на него посмотрела. Медленно, с явным удовольствием достала связку и отделила один ключ.
— Вот этот — от почтового ящика. Можешь ходить, читать свои штрафы. А в квартиру — извини.
— Я тоже вложился! — вдруг выпалил он. — Я делал пол, помнишь? Я возил обои! Это не честно!
Алина вздохнула.
— Знаешь, что не честно? Приводить в дом другую женщину, пока я ездила на почту платить за вашу с мамой кухню.
— Мы были в кризисе! Мы оба…
— Нет, Игорь, я была в кризисе. Ты был в Марине.
Он шагнул ближе. В его взгляде было что-то неприятное, нервное.
— Я не хочу судиться. Но могу. Я посоветовался с юристом…
— Посоветовался? У Маши новый парень юрист, да? Ну вот и пусть советует тебя дальше.
— Алина, ты не понимаешь. Это же несправедливо.
— Игорь, — её голос стал твёрдым, как леденец на палочке. — Справедливость была тогда, когда ты мог прийти ко мне и сказать: «Мне плохо, я не люблю, я ухожу». Но ты выбрал по-тихому. Теперь — я выбираю. И я выбрала жить. Без тебя. Без твоих флешек. Без судов. Без кухни в рассрочку, которую я уже почти закрыла. А ты? Ты что выбрал?
Он молчал. Долго. Потом выдавил:
— Я не думал, что ты справишься.
— А я — справилась.
Она закрыла за ним дверь. Надёжно, с щелчком. Потом подошла к окну и посмотрела, как он уходит. Без шансов. Без возможности вернуться. И без ключей.
Через месяц Алина выкупила остаток доли. Мария Ивановна настояла: «Официально. По закону. Без разговоров». Алина расплатилась и расписалась. На руках у неё был договор, и всё ещё дрожали пальцы.
Ольга устроила ей праздник — без повода. Принесла шарики, которые лопались от батареи, и шампанское из соседнего «Пятёрочки».
— За свободу! — крикнула она.
— За здравый смысл, — добавила Алина.
А потом позвонил мужчина. Из банка. Сказал, что они готовы предложить ей рефинансирование, потому что она — «образцовый платёжеспособный клиент». Алина слушала, и внутри что-то перекликнулось.
Я образцовая. Я справилась. Даже банк это понял.
Через полгода в квартире появился новый стол, новый диван и старый тост:
— За тех, кто нас не верил. Пусть сидят и не верят дальше.
Мария Ивановна зашла к ней в гости однажды. Без предупреждения. Принесла узелок с фотографиями: свадьба, новоселье, Игорь с голым торсом на балконе.
— Забери. Я всё выбросила. Но эти… эти, может, тебе пригодятся. Чтобы не забыть.
— Я не забуду, — спокойно ответила Алина. — Но теперь — не больно.
Финал был простым.
Она включила свет в новой комнате, где всё было по её. Она села на диван и подложила под ноги подушку. Не потому что холодно, а потому что так удобно.
Телевизор показывал какую-то передачу. За окном метель лепила новые узоры.
Алина взяла телефон. Написала сообщение:
«Спасибо, что тогда не верили. Мне это очень помогло.»
Нажала «отправить» — и отключила звук. Потому что иногда лучший ответ — это тишина.
