Лариса в третий раз за утро включила чайник, хотя так ни разу и не успела выпить горячий чай. Гречка в кастрюле ещё булькала, но она уже представляла, как бы вылила всё это в помойку и хлопнула дверью. За стеной раздался грохот – очередная серия семейных «разборок».
– Мам, где мой новый учебник по английскому?! – выкрикнул старший сын Артём, протягивая «мам» так, будто ей полагается отвечать без промедления.
– Сама ищи, – пробурчала в ответ средняя, Аня, заодно пихнув ногой кроссовки брата в сторону шкафа. – Надоел со своими уроками.
– Ма-а, у меня дырка в носке, – это уже Егор, самый младший, завис над порогом кухни, размахивая носком с драматичным видом. – Ты чё, не могла вчера заштопать?!
Лариса глубоко вздохнула, пытаясь сохранить остатки спокойствия. Ей казалось, что она всё время живёт на бегу: гладит школьную форму, моет посуду, разрывается между готовкой и стиркой. Дети всё чаще воспринимали её не как человека, а как многофункциональную машину. И вот сейчас она, зажатая между кипящей гречкой и кипящей атмосферой в квартире, в один момент подумала: а почему бы и вправду не вылить всё это на пол да не уйти к чёрту? Пока ещё не поздно…
В свои сорок лет Лариса считала себя довольно крепкой женщиной. Муж уехал на заработки в другой город ещё пару лет назад, изредка присылал деньги и отписывался в мессенджерах, что «скоро вернётся». Но это «скоро» давно затянулось. Между делом Лариса не заметила, как дети из ласковых малышей превращаются в требовательных, порой откровенно грубых подростков.
Артём ходил весь в своих капюшонах и наушниках, утверждая, что музыка помогает ему не слышать лишнего шума. Аня полностью ушла в танцы, вечные диеты и обсуждение блестящих нарядов с подружками. Егор бегал за мамой хвостиком, но не с лаской, а с целым списком «купить-починить-помоги». Лариса терпела, надеялась, что это временный переходный период. Но всё больше чувствовала себя бесплатной сиделкой, обслуживающей персонал. Высыпаться перестала, да и нервные срывы случались чаще. Она считала, что так живут все родители – пока однажды не поняла, что больше не может тащить этот воз в одиночку.
В тот день, когда на гречку не хватило выдержки, Лариса сначала хотела просто высказаться. Бросила кухонное полотенце на стол и пошла в зал, где дети грызлись из-за телевизионного пульта.
– Слушайте, – повысила голос, – мне надоело всё это. Я, конечно, ваша мать, но я не робот. Егор, ты можешь не размахивать этим носком у меня перед лицом? Сядь и подожди, пока я закончу на кухне.
Егор обиженно надул щёки: – Ну ты же обещала заняться стиркой ещё вчера. Чё я теперь босиком пойду?
– Да не босиком, а возьми другую пару чистых носков, – отмахнулась Лариса. – Артём, а ты можешь хотя бы раз поискать свои учебники сам, вместо того чтобы валить всё на меня?
Старший приподнял бровь: – А смысл, если ты всё равно всегда знаешь, где мои вещи? Ты же обычно раскладываешь их по местам.
– Да я не против, – вставила Аня, – но вчера ты сам их разбросал по всей комнате! Мам, скажи ему, что он надоел.
Лариса стиснула зубы. Ей хотелось крикнуть: «Сами разбирайтесь, я не при делах!» Но привычная совесть подсказывала, что надо быть матерью-дипломатом. Правда, терпение в этот раз было на исходе. Она решительно сунула Артёму в руки первый попавшийся учебник, который лежал на подоконнике, Ане отдала пульт от телевизора, а Егорке кивнула на шкафчик с чистым бельём.
– С этого дня ищите всё сами. Поняли? – сказала она, и голос звучал неожиданно для неё самой строго.
– Ладно-ладно, – проворчал Артём, отступая к себе в комнату.
– Вот ещё, – добавила Аня, но, видимо, почувствовала, что спорить сейчас небезопасно, и тоже ускользнула.
– Я только спросил… – пробормотал Егор, побрёл в прихожую за новыми носками.
Минут пятнадцать в квартире царила относительная тишина. Лариса вернулась на кухню, выключила гречку, помешала кастрюлю, но все мысли были о том, что дальше так жить нельзя. Дети не уважают её и не думают, что она может устать. Да и мужу, похоже, комфортно на заработках: работает себе вдали и «присылает деньги», считая, что этим полностью компенсирует отсутствие.
«А что, если уйти?» – мысль вновь сверкнула, как молния. Но она тут же попыталась себя одёрнуть: «И куда? Кому я такая нужна?» Но в голове уже всплыла подруга Ирина – та самая, которая сто раз повторяла: «Если что-то будет совсем плохо, приезжай. Найдём матрас, найдём угол, не пропадёшь».
Лариса вздохнула и поставила кастрюлю на стол. В этот момент в прихожей раздался стук двери: Артём выскочил со злобным видом, чуть не сбив табуретку у входа.
– Мам, где мой зарядник? – крикнул он. – У меня телефон садится, а у тебя всегда привычка его куда-то прятать.
– Артём, я же сказала: ищи сам. Я ничего не прятала. Может, ты его уронил под диван?
– Вот и ищи теперь! – проворчал сын, словно это Лариса должна была всё проверить.
В этот миг у неё будто сорвало предохранитель. От обиды, что её опять тащат в бесконечный круг «подай-принеси», и от осознания, что другого выхода уже нет, она выпрямилась, сняла фартук и тихо сказала:
– Мне это надоело. Я ухожу.
Вместо ожидаемой тишины она услышала недоумённый смешок. Аня выглянула из комнаты:
– Мам, это какой-то новый метод воспитания, да? Ушла… Куда? В магазин?
Егор как раз зашёл с парой mismatched носков: – А можно ты сначала мне бутерброд сделаешь?
Артём саркастично прокомментировал: – Ну да, воспитала нас, теперь сдавайся. Мама, не будь смешной.
Но Лариса не шутила. Она схватила свою сумку, запихнула в неё пару вещей на скорую руку, сунула туда мобильник, деньги из заначки на чёрный день и выскользнула из квартиры. Сквозь захлопнувшуюся дверь дети ещё продолжали что-то кричать, но слова уже превращались в гул. Тук-тук – сердце билось, ноги дрожали: «А правильно ли я делаю?»
Однако, вспомнив вечные командные голоса детей, Лариса поняла: это сейчас единственный способ показать, что она – не их бесплатная прислуга. Да, страшно, но надо идти дальше.
Ночь она провела у подруги Ирины: та сразу дала тапочки и заварила крепкий чай. Лариса разрыдалась, и это было первое за много лет, когда она дала выход слезам – не от мелких обид, а от накопившегося ощущения «меня используют». Ирина лишь выслушивала, успокаивала, позволила ей выговориться. Ближе к утру телефон Ларисы буквально взбесился от звонков: сначала Аня, потом Артём, потом и муж. Она отключила звук.
Проснувшись около полудня на диване в гостиной, Лариса долго сидела, обхватив голову руками. Хотелось вернуться, обнять детей, приготовить им блины. А другой голос, упрямый и ещё обиженный, шептал: «Не вздумай – пусть поймут, что ты не вещь, которую можно гонять».
Ирина подлила ещё чаю: – Лар, может, возьмёшь трубку? Вдруг у них там реально паника?
– Пусть паникуют, – тихо отозвалась Лариса. – Я устала быть дворником, прачкой и поваром в одном флаконе.
Спустя ещё час Лариса всё же пересилила страх и набрала Артёма. Ответил он мгновенно, голос у сына был взволнованным и хриплым: – Мам, мы не думали, что ты серьёзно. Вернись, пожалуйста. Тут Егор всплакнул, а у Ани истерика. Я тоже не знаю, что делать. Мы всю квартиру вверх дном перевернули, когда тебя искали.
– Понимаешь, – сказала Лариса, стараясь сдержать дрожь, – я не могу жить там, где мне не оставляют и пяти минут на себя. Вы ведёте себя так, будто я – ваша бесплатная няня.
– Мы всё поняли, – пробормотал Артём. – Просто… Прости. Вернёшься?
– Не знаю, – ответила Лариса. – Пока побуду у Иры.
Но в глубине души она уже знала, что сделает следующий шаг. Просто хотела убедиться, что дети действительно осознали, как далеко зашли.
Под вечер того же дня Лариса всё-таки приехала – на пару часов, чтобы «посмотреть, как вы там без меня», как она сама выразилась. В прихожей её встретил беспорядок, но уже не тот, где все вещи в разнобой, а скорее панически раскиданные попытки уборки. Егор старался собрать игрушки, всё ещё всхлипывая:
– Мам, не уходи больше! Я сам всё уберу.
Аня бегала с мокрой тряпкой, пытаясь оттереть пятна на кухонном столе:
– Мама, я понимаю, что мы были невнимательны. Я реально ценю всё, что ты делаешь. Просто… Я забыла, что тебе самой тоже надо отдыхать.
Артём, потупив взгляд, сложил в стопку свои учебники:
– Я готов помогать. Честное слово. Начну хотя бы с того, что буду искать свои вещи сам. И если нужно, могу забирать Егорку из садика, пока ты занята.
Лариса посмотрела на это театральное, но в то же время трогательное представление. Она увидела, что дети испуганы и растеряны. Возможно, они впервые осознали: мама и вправду может взять и уйти. И эта реальность заставила их повзрослеть на несколько лет за один день.
С тех пор у них в семье многое поменялось: дети с неохотой, но стали помогать. Лариса перестала терпеть всё в одиночку и впервые почувствовала, что имеет право на свою зону комфорта. Когда муж позвонил снова, она сухо сообщила:
– Надо бы и тебе поучаствовать в жизни семьи не только деньгами. Дети поняли, что я не прислуга. Теперь твоя очередь.
А дети действительно стали меняться: Артём периодически мыл посуду и даже спрашивал, как у мамы дела на работе. Аня старалась хотя бы убираться в своей комнате. Егор научился сам надевать носки без скандала.
Лариса же усвоила главный урок: иногда, чтобы близкие начали ценить твой труд, нужно уйти – и дать им время понять, что без тебя всё может развалиться. Ирония? Да. Но это сработало.
