Я прижалась спиной к холодной стене и сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.
— Ну да, ты платишь, но я же муж, значит, это и моя квартира! — Ваня рассмеялся.
Я смотрела на него, не веря. Он правда думал, что может командовать тем, что купила я?
— Нет, Вань, — мой голос дрожал, но я старалась держаться твердо. — Я взяла ипотеку на своё имя. Я буду выплачивать её ближайшие пятнадцать лет. А ты…
— А я что? — он перебил меня с такой легкостью, словно мои слова были невесомыми. — Я что, по-твоему, должен спрашивать разрешения, чтобы перевезти сюда мой старый диван? Это теперь наш дом, Алина.
Наш дом. Эти слова должны были звучать как обещание, как тепло. Но сейчас они звучали как угроза.
Петя и Мия притихли в соседней комнате. Детское чутье – они всегда знали, когда нельзя шуметь. Мия, наверное, уже прижимала к себе плюшевого зайца, а Петя делал вид, что увлечен игрушками, хотя на самом деле напряженно прислушивался.
— Ваня, мы договаривались, — я попыталась говорить спокойно. — Ты обещал помогать с платежами. Но последние три месяца я справляюсь сама.
— У меня временные трудности! — он вскинул руки. — Ты же знаешь, что с работой сейчас непросто. Я ищу варианты!
— Искать варианты — это одно, а приглашать друзей на новоселье в квартиру, за которую ты не платишь – совсем другое.
Ваня замер, его лицо исказилось от гнева:
— Да что ты себе позволяешь? Я, между прочим, отец твоих детей! Или ты забыла?
Отец моих детей. Да, это правда. Но что значит быть отцом? Только зачать или что-то больше?
— Мама! — Мия выглянула из-за двери, её глаза были полны страха. — Вы опять ругаетесь?
Я сделала глубокий вдох и заставила себя улыбнуться:
— Нет, мы просто громко разговариваем. Иди поиграй с Петей.
Ваня молча прошел на кухню, демонстративно хлопнув дверью. А я осталась стоять, чувствуя, как внутри разрастается пустота. Я не знала, что хуже – открытый конфликт или это мучительное молчание, которое становилось нашим привычным состоянием.
***
Утро понедельника началось как обычно — с суеты и спешки. Петя капризничал, не желая идти в детский сад, Мия никак не могла найти свою любимую заколку, а я пыталась одновременно собрать детям завтрак и привести себя в порядок перед работой.
— Вань, может поможешь? — я заглянула в спальню, где муж ещё нежился в постели, уткнувшись в телефон.
— Я сейчас, — пробормотал он, не отрывая взгляда от экрана. — Только отвечу на важное сообщение.
Важное сообщение. За последний год это стало его любимой отговоркой. Я только вздохнула и вернулась к детям.
Через полчаса, когда мы были уже у дверей, Ваня наконец соизволил встать. Он вышел на кухню в домашних штанах, потягиваясь и зевая:
— Вы уже уходите? Я думал, мы вместе позавтракаем.
Я посмотрела на часы:
— У нас нет времени, Ваня. Мне нужно отвести детей и быть на работе к девяти.
— Всегда ты спешишь, — он поморщился, открывая холодильник. — А потом жалуешься, что мы мало времени проводим вместе.
Я прикусила губу, чтобы не сказать лишнего при детях:
— Мы поговорим вечером. И кстати, сегодня пришло уведомление о платеже по ипотеке.
Ваня сделал вид, что не услышал. Он достал коробку с соком и отпил прямо из неё — привычка, которая раздражала меня до невозможности.
— Пап, а ты нас заберешь сегодня? — спросил Петя, дергая Ваню за штанину.
— Конечно! — Ваня потрепал сына по волосам. — Я даже мороженое вам куплю.
Петя радостно закивал, а я поняла, что это ещё один раунд в нашей бесконечной борьбе. Ваня не упускал случая показать, что он «добрый папа», а я — «злая мама», которая всё запрещает.
— Нам пора, — я взяла детей за руки. — Если хочешь их забрать, будь в садике в пять. И без мороженого, Ваня. Я серьезно.
— Как скажешь, командир, — он шутливо отсалютовал, но его глаза оставались холодными.
По дороге в детский сад Мия вдруг спросила:
— Мама, а почему папа называет эту квартиру своей? Ты же говорила, что это ты купила нам дом.
Я замерла. Дети никогда не перестают удивлять своей наблюдательностью.
— Понимаешь, Мия, когда люди женаты, они считают вещи общими, — я попыталась объяснить, подбирая простые слова. — Как ваши игрушки в детской — они и Петины, и твои.
— Но Петя всегда забирает мои куклы и не спрашивает, — Мия надула губы. — А когда я беру его машинку, он кричит, что это его.
Вот оно. Дети видят насквозь наше лицемерие.
— В семье важно уважать друг друга, — сказала я, понимая, насколько пусто звучат эти слова. — И спрашивать разрешения, прежде чем брать чужие вещи.
— А папа спрашивает у тебя разрешения? — не унималась Мия.
Я промолчала, не зная, как ответить честно и при этом не разрушить в глазах дочери образ отца.
***
Вечером, когда дети уже спали, мы с Ваней сидели на кухне. Я собиралась с духом для серьезного разговора, который откладывала слишком долго.
— Нам нужно обсудить финансы, — начала я, раскладывая на столе счета и выписки. — Я больше не справляюсь одна.
Ваня откинулся на спинку стула, всем своим видом показывая, как ему неприятен этот разговор:
— Опять ты за своё. Я же сказал, что сейчас сложно с деньгами. Что ты хочешь от меня услышать?
— Я хочу понять, как мы будем жить дальше, — мой голос звучал тише, чем я хотела. — Эта квартира — огромная ответственность. Если я не смогу платить, мы её потеряем.
— Не драматизируй, — фыркнул Ваня. — Всегда можно занять у моих родителей.
— Я не буду занимать у твоих родителей! — эта фраза вырвалась громче, чем следовало. Я заставила себя успокоиться. — Пойми, дело не только в деньгах. Дело в твоем отношении. Ты говоришь, что это наша квартира, но ответственность почему-то только моя.
Ваня встал и начал ходить по кухне, его движения становились резкими, нервными:
— Да что ты вообще понимаешь? Думаешь, мне легко? Я чувствую себя неудачником рядом с тобой! Ты со своей стабильной работой, со своими амбициями! А я… — он запнулся.
— Что ты? — я смотрела на него, пытаясь увидеть того Ваню, которого когда-то любила. — Ты мог бы искать работу активнее. Мог бы помогать с детьми. Мог бы…
— ХВАТИТ! — он ударил кулаком по столу, и чашки подпрыгнули. — Хватит указывать мне, что я должен! Я мужчина в этом доме!
— Мужчина? — я не сдержала горькой усмешки. — Мужчина берет на себя ответственность, а не прячется за громкими словами.
В его глазах вспыхнула ярость:
— Ты на что намекаешь? Что я не мужик?
— Я не намекаю, Ваня. Я говорю прямо: или мы вместе несем ответственность за нашу семью, или…
— Или что? — он навис надо мной. — Выгонишь меня из своей квартиры?
Это слово — «своей» — он произнес с такой едкой иронией, что я вздрогнула.
— Я не хочу никого выгонять, — сказала я устало. — Я хочу, чтобы мы были партнерами. Но если ты не готов…
— Знаешь что? — перебил Ваня. — Оставь себе эту квартиру. Оставь себе всё. Ты ведь этого добиваешься, правда? Чтобы я чувствовал себя ничтожеством?
Он схватил куртку и направился к двери.
— Куда ты? — я пошла следом, паника нарастала внутри. — Мы не закончили разговор!
— А по-моему, всё уже сказано, — бросил он через плечо и хлопнул дверью так, что задребезжали стекла.
Я осталась одна в пустой прихожей, слушая эхо его шагов на лестнице. Мир не рухнул, но что-то важное в нем определенно надломилось.
***
Три дня Ваня не появлялся дома и не отвечал на звонки. Дети спрашивали о нем, а я выдумывала истории про срочную командировку, чувствуя, как ложь горчит на языке. Петя, похоже, не слишком верил этой истории, но Мия приняла мои объяснения как должное.
На четвертый день он вернулся поздно вечером, когда дети уже спали. Я сидела в гостиной с ноутбуком, пытаясь работать, но мысли разбегались.
Звук ключа в замке заставил меня вздрогнуть. Ваня вошел тихо.
— Не ждала? — спросил он с улыбкой, которая не затронула глаз.
Он выглядел странно собранным, будто готовым к чему-то. Под глазами залегли тени, но взгляд был ясным, слишком ясным.
— Где ты был? — спросила я, закрывая ноутбук. — Дети скучали.
— Интересный выбор слов, — заметил он, снимая куртку. — Не «я скучала», а «дети скучали». Всегда прикрываешься ими, да?
Он прошел в комнату и сел в кресло напротив меня.
— Ты не ответил на мой вопрос, — я старалась сохранять спокойствие. — Три дня тишины, Ваня. Я волновалась.
— Правда? — он наклонил голову, изучая меня с какой-то клинической отстраненностью. — А мне казалось, ты будешь рада избавиться от «обузы».
Что-то было не так. Ваня всегда был эмоциональным, вспыльчивым, но сейчас в нем чувствовалась какая-то холодная решимость.
— Я говорил с юристом, — сказал он наконец, доставая из внутреннего кармана сложенный лист бумаги. — Знаешь, что интересно? Оказывается, даже если ипотека оформлена на тебя, я имею право на долю квартиры. Мы в браке, Алина. Всё, что приобретено в браке — общее.
Он положил бумагу на стол между нами. Я не стала брать.
— Это не то, о чем я хотела говорить, — мой голос звучал глухо. — Я хотела обсудить нас, наши отношения…
— А мне кажется, это именно то, о чем нам нужно говорить, — перебил Ваня. — Раз уж ты так озабочена тем, кто на что имеет право. Знаешь, эти три дня я многое понял. Например, как долго я позволял тебе чувствовать превосходство. Как позволял тебе решать всё за нас обоих.
— Это несправедливо, — я почувствовала, как к горлу подкатывает комок. — Я всегда советовалась с тобой…
— Советовалась? — он рассмеялся, но в этом смехе не было ни капли веселья. — Ты спрашивала мое мнение, а потом делала по-своему. Всегда. И эта квартира — просто последняя капля. Ты купила её, чтобы иметь рычаг давления на меня. Чтобы в любой момент можно было сказать: «Это мой дом, мои правила».
Я смотрела на него, не узнавая. Куда делся тот Ваня, который когда-то смешил меня до слез и приносил кофе в постель по воскресеньям?
— Ты сейчас сам себя слышишь? — спросила я тихо. — Какой рычаг давления? Я хотела дом для нашей семьи. Для детей.
— Для твоей семьи, — выделил он. — В которой я, похоже, всегда был на вторых ролях.
Он встал и начал ходить по комнате, как зверь в клетке.
— Знаешь, что самое забавное? Я действительно считал, что виноват. Что я — плохой муж, плохой отец, неудачник. Я чувствовал стыд за то, что не могу вносить столько денег, сколько ты. Но потом я понял одну простую вещь, Алина. Деньги — это не главное. Главное — равенство в отношениях. А у нас его никогда не было.
— Ваня, пожалуйста, — я тоже поднялась. — Давай просто поговорим. Как раньше. Без этих… юридических бумаг и обвинений.
— Разве ты не этого хотела? — он остановился и посмотрел на меня в упор. — Конкретики? Документов? Чётких правил, кто что должен и кому что принадлежит?
— Нет! Я просто хотела, чтобы ты разделил со мной ответственность. Чтобы я не чувствовала себя одна во всём…
— А я хотел, чтобы ты разделила со мной власть, — отрезал он. — Но у тебя всегда было на всё готовое решение. На всё! Даже сейчас ты, наверняка, уже придумала, как всё должно быть, верно?
Мы стояли и смотрели друг на друга, как чужие. Между нами словно выросла стеклянная стена — всё видно, но не дотянуться.
— Мама? — сонный голос Мии разорвал тишину. Она стояла в дверях в своей розовой пижаме. — Папа вернулся?
— Да, — Ваня повернулся к ней, и его лицо моментально изменилось, став мягким, знакомым. — Папа вернулся. Иди-ка ты спать, уже поздно.
Мия бросилась к нему, обхватила его ноги:
— А ты больше не уедешь? Ты обещал привезти мне подарок!
Ваня поднял дочь на руки, и я увидела, как что-то дрогнуло в его глазах. Трещина в маске.
— Нет, малышка, я не привез подарок. Но обязательно исправлюсь, — он поцеловал её в макушку. — А теперь пойдем, я уложу тебя.
Он унес Мию в детскую, а я опустилась обратно в кресло, чувствуя странное опустошение. Всё шло не так. Совсем не так.
Когда Ваня вернулся, его лицо снова стало жестким:
— Мы поговорим завтра. Я останусь, но только ради детей. И мы установим четкие правила, Алина. Раз и навсегда.
Он взял подушку с дивана и ушел в гостевую комнату, а я осталась сидеть одна. Эта квартира, которая должна была стать нашим убежищем, превратилась в территорию раздора. И самое страшное — я не была уверена, что в этом противостоянии кто-то сможет победить, не разрушив всё окончательно.
Следующие недели превратились в мучительную игру в вежливость. Мы с Ваней разговаривали только при детях, натягивая фальшивые улыбки, как маски. Он ночевал в гостевой комнате, приходил поздно и уходил рано.
— Мама, почему папа спит на диване? — спросил однажды Петя за завтраком, пока Ваня был в душе.
— У папы болит спина, ему неудобно на нашей кровати, — солгала я, размешивая кашу, которую никто из нас не хотел есть.
— Но он раньше не говорил, что ему неудобно, — не унимался сын, глядя на меня своими ясными глазами, в которых отражалось недоверие.
— Петя, ешь кашу, — я сменила тему. — Вам с Мией пора.
Каждый вечер я проверяла телефон Вани, пока он спал. Искала доказательства, чего именно — сама не знала. Может, другой женщины? Или тайных финансовых операций? С каждым днём я всё глубже погружалась в паранойю, выискивая знаки.
Тем вечером я ждала его, сидя на кухне в полной темноте. Он вошел и щелкнул выключателем, вздрогнул, увидев меня.
— Что происходит? — спросил он, не снимая куртку.
— Может, ты объяснишь?
Ваня не стал притворяться удивленным. Он кивнул, как будто ждал этого момента:
— Мы установим четкие правила. Но я должен защитить свои интересы. И интересы детей.
— Детей? — я рассмеялась. — При чем тут дети?
— А при том, что ты создаешь нестабильную обстановку, — его голос оставался ровным, что злило меня ещё больше. — Ты контролируешь всё — деньги, жильё, их воспитание. Я оказался в позиции гостя в собственной семье.
— Я пытаюсь сохранить нашу семью! — я ударила ладонью по столу.
— Нет, Алина, — Ваня покачал головой. — Ты пытаешься сохранить свой контроль. Это разные вещи.
В этот момент дверь на кухню приоткрылась, и мы оба замерли. Петя стоял в проеме, в пижаме с супергероями, его глаза были широко распахнуты.
— Вы разводитесь? — спросил он дрожащим голосом. — Лёшкины родители тоже сначала ругались, а потом развелись.
Мы с Ваней переглянулись, на мгновение объединённые общим ужасом.
— Нет, сынок, — Ваня присел перед ним. — Мы с мамой просто… обсуждаем взрослые вопросы.
— Громко, — заметил Петя. — И страшно.
Я тоже опустилась на колени рядом с сыном:
— Прости нас, малыш. Мы не хотели тебя напугать.
— Я не хочу, чтобы вы ругались, — Петины губы задрожали. — И чтобы папа уходил, как папа Лёшки.
— Никто никуда не уходит, — заверила я, хотя внутри всё сжалось от понимания, насколько это может оказаться ложью.
Когда мы уложили Петю и вернулись на кухню, атмосфера изменилась. Гнев сменился тяжёлой усталостью.
— Мы травмируем детей, — сказала я, опускаясь на стул.
— Да, — согласился Ваня. — Но это не значит, что мы должны притворяться, что всё в порядке.
— И что ты предлагаешь?
Он провел рукой по лицу, впервые за долгое время выглядя просто усталым, а не враждебным:
— Я думаю, нам нужно установить график проживания здесь.
— График? — я не верила своим ушам. — О чем ты?
— Я найду другое жильё, — сказал он спокойно. — И мы будем меняться. Неделю дети с тобой здесь, неделю — со мной на съёмной квартире.
— Ты серьезно думаешь, что я соглашусь на это? — мой голос упал до шепота.
— Серьезно думаю, что у тебя нет выбора, — он встал. — Я уже консультировался с юристом. При разделе имущества ипотечная квартира делится пополам, даже если оформлена на одного из супругов. Единственная альтернатива — продать её и разделить деньги.
— Но мы… мы же не разводимся? — этот вопрос вырвался сам собой, и я возненавидела себя за слабость в голосе.
Ваня посмотрел на меня долгим взглядом:
— А разве не к этому всё идет?
Он вышел, оставив меня в оглушительной тишине кухни. Где-то в глубине квартиры мирно спали наши дети, не подозревая, что мир, который мы для них создали, рушится по кусочкам.
Следующим утром я проснулась от звуков на кухне. Ваня готовил завтрак, как будто ничего не произошло. Дети сидели за столом, Мия болтала о каком-то мультике, Петя молча ковырял вилкой оладьи.
— Доброе утро, — Ваня повернулся ко мне с улыбкой, которая не касалась глаз. — Кофе?
Я кивнула, не доверяя своему голосу. Мы разыгрывали спектакль перед детьми, и это было невыносимо.
После завтрака, когда дети ушли чистить зубы, Ваня тихо сказал:
— Я подал заявление на отпуск. Съезжу на пару недель к брату, нужно проветриться. Вернусь — и решим всё окончательно.
— А что я скажу детям? — спросила я.
— Правду, — ответил он, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление. — Что папе нужно подумать. Что мы все запутались.
Он уехал через три дня, собрав небольшую сумку, будто действительно отправлялся в короткую поездку, а не навсегда покидал нашу жизнь. Дети плакали, я держалась, не позволяя себе слёз. Даже когда дверь закрылась, и его шаги стихли на лестнице.
В тот вечер я сидела в нашей спальне — теперь только моей — разбирая совместные фотографии. На одной мы были в роддоме, с новорожденной Мией, счастливые, испуганные, полные надежд. Тогда нам казалось, что всё в нашей жизни расставлено по местам и ничто не сможет это изменить.
Как же мы ошибались.
Я убрала фотографии в ящик и легла в постель, глядя в потолок. Эта квартира, за которую мы так боролись, теперь казалась слишком большой и пустой, наполненной эхом несбывшихся надежд. Квадратные метры, из-за которых разбилась наша семья.
Телефон завибрировал — сообщение от Вани: «Доехал нормально. Поцелуй детей за меня.»
Я не ответила. Потому что любые слова казались бессмысленными перед тем расстоянием, которое теперь разделяло нас. Расстоянием не в километрах, а в разбитых мечтах и несбывшихся обещаниях.
Я закрыла глаза, чувствуя, как тяжелые слезы наконец прорываются сквозь барьер гордости. В этой битве за квартиру мы оба проиграли. Потеряли нечто большее, чем просто имущество — потеряли доверие, уважение, любовь.
Мечта о собственном доме осуществилась. Но какой ценой? Четыре стены и потолок, но больше не дом. Только пустая оболочка того, что могло бы быть, если бы мы только умели разговаривать друг с другом, действительно слышать и понимать.
Завтра будет новый день. Мне предстояло научиться жить в новой реальности — реальности, где я больше не жена, а лишь мать, где наша семья существует по расписанию, разделенная документами и графиками.
Но сегодня, только сегодня, я позволила себе оплакивать то, что мы потеряли. Нашу настоящую, безраздельную, неделимую семью.
