— Марина, дочка, приезжай срочно. Мама в реанимации.
Голос отца дрожал так, словно он боялся произнести эти слова вслух. Марина уронила телефон и, не помня себя, выскочила из дома в халате и тапочках. Только в машине поняла, что надо было переодеться.
В больничном коридоре Анатолий Петрович сидел, обхватив голову руками. Седые волосы растрепались, плечи поникли. Марина никогда не видела отца таким.
— Что случилось?
Он поднял глаза, красные от бессонной ночи.
— Я ей сказал… про Наталью. Думал, честность лучше… А у неё сердце не выдержало.
Марина опустилась рядом на жёсткую больничную скамейку. Наталья. Имя, которое последние полгода всё чаще звучало в разговорах отца. «Наталья предложила новый проект», «с Натальей ездили на совещание». Марина подозревала, но надеялась, что ошибается.
— Она беременна, — тихо добавил отец. — От меня.
Слова повисли в стерильном воздухе. Марина смотрела на линолеум, считая квадратики. Мама, пятьдесят два года. Папа, пятьдесят четыре. Тридцать два года брака. И вот теперь это.
В реанимацию пускали только на пятнадцать минут. Светлана Николаевна лежала под капельницей, бледная, с закрытыми глазами. Марина взяла её холодную руку.
— Мамочка?
Мать открыла глаза и сразу же отвернулась к стене.
— Он здесь?
— Да, но…
— Не хочу его видеть. Никогда.
— Мам, может, стоит поговорить?
Светлана с трудом повернулась к дочери. В её глазах была такая боль, что Марина едва удержалась от слёз.
— Тридцать два года, Марочка. Я отдала ему лучшие годы. Растила вас, готовила, стирала. А он… — голос сорвался. — Говорит, любит меня, но не может без неё. И ребёнок нужен ему. В пятьдесят четыре года!
Марина гладила мамину руку, не зная, что сказать. Какие слова могут утешить, когда рушится вся жизнь?
Дома мать почти не разговаривала. Сидела у окна, смотрела во двор, где гуляли соседские дети. Марина пыталась кормить её, уговаривала съесть хотя бы суп, но Светлана только качала головой.
— Зачем? — спрашивала она. — Для чего теперь жить?
Отец звонил каждый день, просил разрешения приехать. Марина неизменно отвечала:
— Она не готова.
— Но я же её люблю! — кричал он в трубку. — Это просто… случилось!
— Случилось? — не выдержала Марина. — Случайно тридцать семь лет коллеге? Случайно ребёнок?
Он замолчал.
В пятницу позвонила бабушка Валентина. Голос у неё был бодрый, как всегда.
— Марина, милая! Я завтра приезжаю. Соскучилась по всем. Папа встретит меня на вокзале?
Марина растерялась. Валентина Степановна ничего не знала. А рассказать по телефону было невозможно — такие новости не сообщают в разговоре на пять минут.
— Конечно, бабуля. Встретит.
Вечером мать неожиданно заговорила:
— Надо возвращаться домой.
— Зачем? Ты же сама сказала…
— Валентина Степановна не должна знать. Не в её возрасте такие потрясения.
Марина хотела возразить, но посмотрела на мать и поняла — решение принято.
Квартира встретила их запахом пыли и несвежести. Анатолий жил здесь один уже три недели, и было видно — хозяйство ему не давалось. Он суетился, извинялся, пытался обнять жену, но она отстранилась.
— Только до её отъезда, — сказала Светлана холодно. — И ни слова при ней.
Валентина Степановна приехала с двумя чемоданами и сразу же принялась наводить порядки.
— Света, что это за пыль на люстре? И кто так гладит рубашки? Толя, ты что, совсем руки потерял?
Она была энергична, несмотря на свои восемьдесят лет. Критиковала всё подряд, давала советы, рассказывала новости из родного городка. Анатолий ходил на цыпочках, Светлана улыбалась через силу, Марина пыталась поддерживать видимость нормальности.
— А где внуки мои? — спрашивала Валентина. — Что-то редко приводите.
— Учёба, бабуля, — отвечала Марина. — Занятия дополнительные.
— Эх, в наше время дети больше с семьёй времени проводили.
За ужином Валентина рассказывала о своих соседках, их болезнях и семейных драмах. Анатолий молчал, тыкал вилкой в картошку. Светлана поддакивала, но Марина видела, как напряжены её плечи.
— Знать бы Лидка Петрова, что её Витька с секретаршей крутит, — говорила Валентина. — Дура набитая, ничего не замечает. А ведь все уже знают.
Анатолий поперхнулся чаем. Светлана резко встала и начала убирать со стола.
— Мужики все одинаковые, — продолжала Валентина. — Стареют, а дурака валяют. Думают, с молодой заживут по-новому. Только вот что с ними эти молодые делают потом — другой вопрос.
Светлана со звоном поставила тарелки в раковину.
На третий день Валентина объявила:
— Завтра иду в театр. «Три сестры» идут. Света, пойдёшь со мной?
— Не могу, Валентина Степановна. Голова болит.
— А что это ты всё время хворой ходишь? К врачу надо.
— Да так, нервы, наверное.
Марина видела, как мать сжимает пальцы. Ещё немного, и она не выдержит.
Валентина ушла в театр после обеда. Анатолий собрался было на дачу — клубнику проверить, но Светлана остановила его:
— Останься. Поговорить надо.
Он замер в дверях, как ученик, вызванный к директору.
— Слушай меня внимательно, — сказала Светлана тихо, но каждое слово звучало как удар. — Завтра твоя мать уезжает. И я тоже ухожу. Навсегда.
— Света, но мы же договорились…
— Мы ничего не договаривались. Я согласилась на спектакль для твоей матери. Всё.
Анатолий присел на край дивана, будто ноги не держали.
— А как же мы? Тридцать два года…
— Тридцать два года я была дурой. Но больше не буду.
— Света, ну пожалуйста… я же объяснил… это не любовь, это…
— Что это? — Светлана впервые за три недели повысила голос. — Случайность? Ошибка? А ребёнок тоже случайность?
Анатолий молчал.
— Знаешь, что самое обидное? — продолжила Светлана. — Не то, что изменил. А то, что струсил сказать правду. Год водил за нос, врал, что задерживаешься на работе. А сам с ней по кафе ходил.
— Я не хотел тебя расстраивать…
— Не хотел расстраивать? — Светлана засмеялась горько. — А инфаркт — это не расстройство?
Марина слушала этот разговор из кухни и чувствовала, как внутри всё переворачивается. Отец, которого она всегда уважала, вдруг показался ей жалким и мелким.
Утром Валентина встала рано и начала собираться.
— Что-то мне домой захотелось, — сказала она за завтраком. — Соседка звонила, говорит, кот мой скучает.
Анатолий облегчённо вздохнул. Ещё немного, и всё войдёт в привычную колею.
— Мама, а может, ещё побудешь? — для виду спросил он.
— Нет, сынок. Дела дома ждут.
Валентина допивала чай, когда раздался звонок в дверь. Марина пошла открывать и замерла — на пороге стояла женщина с большим животом.
— Простите, это квартира Анатолия Петровича?
— Да, а вы…
— Наталья. Он дома?
Из кухни донёсся грохот — Анатолий уронил чашку.
— Проходите, — неожиданно сказала Светлана, появляясь в коридоре.
Наталья неуверенно вошла. Валентина смотрела на неё с любопытством.
— Знакомьтесь, Валентина Степановна, — сказала Светлана с ледяным спокойствием. — Это ваша новая невестка. И ваш будущий внук.
Тишина была такая, что слышно было, как тикают часы в прихожей.
— Что? — прошептала Валентина.
— Ваш сын уже год встречается с Натальей. Она беременна от него.
Валентина медленно поставила чашку на стол. Лицо её стало каменным.
— Толя, это правда?
Анатолий открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег.
— Мам, это… я могу объяснить…
— Объясни.
— Я не хотел… так получилось… мы не планировали…
— Тридцать два года я прожила с твоим отцом, — сказала Валентина тихо. — Тридцать два года думала, что воспитала человека. А вырастила предателя.
— Мама, ну что ты такое говоришь…
— А что я должна говорить? — Валентина встала. Маленькая, сухонькая, она вдруг показалась огромной. — Что я должна сказать женщине, которая полжизни провела рядом с тобой? Что должна сказать внучке, которая до сих пор гордилась отцом?
Анатолий попытался подойти к матери, но она отшатнулась.
— Не смей ко мне прикасаться.
Наталья стояла в углу и тихо плакала.
— Собирай вещи, — сказала Валентина сыну. — И убирайтесь отсюда оба.
— Мама, это же мой дом…
— Твой дом? — Валентина засмеялась страшным смехом. — Кто покупал эту квартиру? Кто всю жизнь вам помогал?
Анатолий побледнел.
— Завтра я еду к нотариусу. И переписываю всё на Свету и Марину. А ты можешь идти к своей… — она посмотрела на Наталью. — К своей новой семье.
Через час Анатолий и Наталья ушли. Он нёс два чемодана, она — сумку с детскими вещами, которые уже успела купить.
Светлана, Марина и Валентина остались одни.
— Прости меня, Света, — сказала Валентина. — Я плохо его воспитала.
— Что вы, Валентина Степановна. Вы тут ни при чём.
— При том. Слишком баловала, слишком многое прощала. Мужчину из него не сделала.
Они сидели за столом, пили чай с печеньем. За окном начинался обычный день — люди шли на работу, дети бежали в школу.
— А что теперь будем делать? — спросила Марина.
— Жить, — сказала Светлана. — По-новому, но жить.
— Правильно, — согласилась Валентина. — Я вот в восемьдесят лет новую жизнь начинаю. Без неблагодарного сына.
Светлана улыбнулась. Первый раз за месяц — по-настоящему.
— Знаете, а мне даже легче стало. Как камень с души.
— Ещё бы! — фыркнула Валентина. — Всю жизнь за дитём убирала, а он ещё и изменял. Такой муж — хуже врага.
Марина смотрела на мать и бабушку и вдруг поняла — они справятся. Без мужчин, которые только делают вид, что защищают и заботятся. А на самом деле просто пользуются женской добротой.
— Мам, может, курсы какие-нибудь? — предложила она. — Или работу найти?
— А что, хорошая мысль, — оживилась Светлана. — Я ведь экономист по образованию. Могу в бухгалтерию устроиться.
— Вот и отлично! — одобрила Валентина. — А я внуков нянчить буду. Пока силы есть.
Они планировали новую жизнь, и с каждой минутой в квартире становилось светлее. Как будто тяжёлая тень отступила.
А где-то в съёмной квартире Анатолий объяснял Наталье, почему они не могут пока расписаться. И почему денег у него так мало. И почему мать его больше не разговаривает.
Но это уже была не их история.
