Я пригласила её на ужин. Хотела заглянуть ей в глаза. Нужно же посмотреть, кого выбрал Вадик — мужчина, с которым я прожила полжизни.
Не передать словами, как внутри всё переворачивалось, когда она вошла в нашу квартиру. На ней была такая знакомая бежевая рубашка — точь-в-точь как та, что я покупала Вадику на годовщину свадьбы.
Явно передарил ей. А она улыбалась, будто пришла в гости к подруге. Я молча поставила перед ней тарелку, оценила её растерянный взгляд. «Приятного аппетита», — произнесла спокойно. Подумала: хоть кому-то должно быть приятно в этот вечер.
Люда сидела напротив меня, совершенно не смущаясь. Даже наоборот — она держалась так, будто имела полное право находиться здесь. В моём доме. За моим столом.
— Спасибо за приглашение, Алёна. Честно, не ожидала.
Я молча кивнула, разглядывая её. Пытаясь понять, что в ней нашёл Вадик. Что в ней такого особенного, чего не осталось во мне после пятнадцати лет совместной жизни?
— Глеб знает, что ты меня позвала? — спросила она, накалывая на вилку кусочек мяса.
— Нет, конечно. Он ночует у бабушки сегодня. — Я выпрямилась. — И Вадик тоже понятия не имеет. Он на корпоративе, вернётся поздно — сам сказал мне утром, что у них какая-то важная встреча с партнёрами.
Уголки её губ дрогнули в ухмылке.
— Значит, мы с тобой как заговорщицы.
Я не ответила. Разглядывала её руки — тонкие пальцы с аккуратным маникюром. Мои руки давно не выглядели так. Между нами двенадцать лет разницы. Когда-то и мои руки были такими же.
***
А ведь когда-то всё было по-другому. Мы познакомились с Вадиком на третьем курсе — он только перевёлся в наш институт из Новосибирска.
Высокий, нескладный, с вихрами непослушных волос и смешными очками в тонкой оправе. Он выделялся среди остальных парней. Первый раз увидела его на лекции по философии, когда он единственный поспорил с преподавателем о трактовке Канта.
И не испугался, когда вся аудитория замерла. Во время перерыва подсела к нему сама — якобы конспект перепроверить. А потом мы до утра просидели в круглосуточной кофейне, разговаривая обо всём на свете.
Первые годы были сказкой. Общежитие, потом съёмная квартира, свадьба. Когда родился Глеб, мы были абсолютно счастливы. Я помню, как Вадик впервые взял его на руки — у него дрожали пальцы, а в глазах стояли слёзы.
— Он такой маленький, — прошептал тогда Вадик.
Тогда он был совсем другим. Или мне так казалось?
***
Потом мы купили квартиру — в ипотеку, конечно. По уши в долгах, но счастливые. Свой дом. Наша крепость.
Глеб рос, мы работали. Я вернулась в офис, когда ему исполнилось три. Ритм жизни ускорился, и постепенно мы с Вадиком стали отдаляться друг от друга. Незаметно, по миллиметру. Он всё чаще задерживался на работе, я всё сильнее уставала от бытовых забот и материнства.
— Почему я должна всё делать одна? — спрашивала я его. — Ты можешь хотя бы иногда забирать Глеба из сада?
— У меня работа, Алён. Я деньги зарабатываю.
— А я что делаю? Развлекаюсь?
И так по кругу. Одни и те же аргументы, одни и те же упрёки. А потом всё как-то притёрлось. Я перестала ждать от него помощи, а он перестал оправдываться.
— Как давно это у вас? — спросила я, глядя Люде прямо в глаза.
Она не отвела взгляд. Молодец.
— Полгода. Но он рассказывал о проблемах в вашей семье ещё раньше.
— Рассказывал? — я усмехнулась. — И что же он рассказывал? Что жена замучила его своими претензиями? Что дома его никто не понимает? Что я превратилась в сварливую домохозяйку, которая только и делает, что пилит его?
Люда поджала губы.
— Примерно так.
— А ты поверила?
— Я видела, что ему плохо.
— А мне? Ты думаешь, мне хорошо было все эти годы?
Люда поставила вилку на край тарелки. Её идеальный маникюр теперь раздражал меня ещё больше.
— Алёна, ты ведь не за этим меня пригласила? Чтобы выяснять, кому было хуже?
Я откинулась на спинку стула. Она права. Не за этим.
— Расскажи мне о себе, — попросила я. — Я хочу понять, кто ты.
***
Когда Глебу исполнилось десять, мы с Вадиком почти перестали разговаривать. То есть, конечно, мы обсуждали бытовые вопросы. Кто заплатит за квартиру, кто поедет на родительское собрание, что купить Глебу на день рождения. Но мы больше не разговаривали по-настоящему. Не делились мыслями, мечтами, страхами.
Мы стали как соседи. Вежливые, но чужие друг другу люди.
Я пыталась что-то изменить. Устраивала романтические ужины, предлагала куда-нибудь поехать вдвоём. Вадик реагировал без энтузиазма. «Да, хорошо, давай». А потом у него появлялись срочные дела, и наши планы рушились.
В какой-то момент я сдалась. Решила, что, возможно, так и должно быть. Что брак — это не романтика, а партнёрство. Общий быт, общий ребёнок, общие долги.
А потом появилась Люда.
— Мне двадцать шесть, — начала она. — Я работаю графическим дизайнером. Живу одна. Родители в другом городе.
— И как вы познакомились с Вадиком?
— На конференции. Он выступал, я слушала. Потом был фуршет, мы разговорились…
Я невольно представила эту сцену. Вадик в выглаженной рубашке и костюме, таким серьёзным и уверенным. Рядом молодая женщина, которая смотрит на него с блеском в глазах. Она не знает его домашней версии — с вечно разбросанными вещами и забытыми обещаниями. Для неё он совсем другой человек.
— Он не говорил мне, что женат. Сразу. — Люда смотрела мне в глаза. — Я узнала через месяц. Случайно увидела фотографию Глеба в его телефоне.
— И что ты сделала?
— Хотела прекратить всё это. — Она отпила воды. — Но он… Он сказал, что у вас уже давно всё кончено. Что вы живёте вместе только ради сына. Что вы как чужие друг другу.
Как чужие. Это были и мои мысли тоже. Но слышать, что Вадик говорил это кому-то… Это было больно.
— И ты поверила?
— Да. — Она не отвела взгляд. — Я видела, как он смотрит на тебя на фотографиях. Без любви.
Я сжала кулаки под столом.
— А как он смотрит на тебя?
— С нежностью. Как будто я — самое важное, что у него есть.
Я когда-то знала этот взгляд. Он смотрел так на меня.
***
Я узнала о Люде пятого апреля — эту дату не забуду никогда. Вадик помчался на встречу с клиентом и забыл телефон. Сначала телефон просто лежал на столе, но потом начал вибрировать, не переставая.
Я правда не собиралась лезть в его личные сообщения. Подошла только выключить звук, чтобы не мешал. А на экране высветилось: «Малышка Людочка: Скучаю безумно. Когда увидимся, любимый?»
Минут пять я сидела, уставившись на этот дисплей. А потом, как в дурном сне, потянулась и разблокировала его телефон. Конечно, я знала пароль — день рождения нашего сына. Руки дрожали, когда открывала их переписку.
Она была полна того, чего уже давно не было в нашей жизни.Любви. Нежности. Романтики.
«Ты перевернула мою жизнь, маленькая. Как будто снова дышать научился»
«Дни без тебя просто серые, пустые. Пять часов до встречи, считаю минуты»
«Если бы ты только знала, как я мечтаю просыпаться с тобой каждое утро»
Я сидела на кухне, сжимая его телефон, и чувствовала, как рушится мой мир. Пятнадцать лет брака. Пятнадцать лет общей жизни. И всё это время я думала, что мы просто переживаем сложный период. Что однажды всё наладится.
***
Я не плакала. Не кричала. Я просто сидела и смотрела в окно, пытаясь понять, что теперь делать.
— Зачем ты пригласила меня? — спросила Люда.
Я посмотрела на неё. Изучала её лицо, её глаза. Что она знала о Вадике? Что она знала о нас?
— Хотела увидеть тебя. Понять.
— И что ты поняла?
— Что ты ничего не знаешь о нём. О настоящем нём.
Люда напряглась.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты знаешь, что он боится высоты? Что когда он нервничает, то барабанит пальцами по столу?
Люда молчала.
— Ты знаешь, как он выглядит, когда болеет? Как капризничает и требует внимания? Ты видела его в бешенстве? Когда он кричит так, что стены дрожат?
— Алёна…
— Ты видела его, когда он плачет? Когда ему страшно? Когда он чувствует себя беспомощным?
Люда опустила взгляд.
— Нет. Но я могу узнать. Со временем.
Я горько усмехнулась.
— Время. Да, для этого нужно время. Пятнадцать лет жизни. Пятнадцать лет, которые он перечеркнул ради тебя.
***
Когда Вадик вернулся домой в тот день, я не сказала ему, что знаю. Положила телефон на место и вела себя как обычно. Готовила ужин, проверяла уроки с Глебом, смотрела телевизор.
Я наблюдала за Вадиком. За тем, как он улыбается, разговаривая с сыном. Как хмурится, читая новости. Как машинально проверяет телефон каждые пять минут.
Он жил двойной жизнью. И, казалось, совершенно не мучился из-за этого.
А я… Я не знала, что делать. Уйти? Но куда? С Глебом? Без Глеба? Устроить скандал? Выгнать его? Простить?
Я прокручивала варианты в голове, но ни один не казался правильным.
Неделю я молчала. Неделю жила с этим знанием, не показывая вида. И с каждым днём внутри нарастала буря.
***
А потом я решила пригласить её. Люду. Я хотела увидеть её. Понять, что в ней такого особенного. Чем она лучше меня.
— Ты любишь его? — спросила я Люду.
Она подняла на меня взгляд. В её глазах читалась смесь вины и вызова.
— Да.
— А он тебя?
— Он говорит, что да.
— И ты веришь?
Она помолчала.
— Иногда. А иногда… Иногда я думаю, что он просто запутался. Что он не знает, чего хочет.
Я кивнула. Это было ближе к правде.
— А ты? — вдруг спросила она. — Ты всё ещё любишь его?
Странно было обсуждать это с ней. С женщиной, которая разрушила мою семью. Но ещё страннее было то, что я действительно задумалась над этим вопросом.
— Я не знаю, — честно ответила я. — Иногда мне кажется, что я ненавижу его. А иногда… Иногда я вспоминаю, каким он был раньше. И мне больно от того, что мы потеряли это.
Мы сидели молча. Две женщины, связанные одним мужчиной.
— Что ты собираешься делать? — спросила Люда, нервно покусывая губу. — Скажешь ему, что мы виделись?
Я помешала давно остывший чай.
— Честно? Пока сама не решила. А ты?
— Я… тоже не знаю. — Она отложила вилку, так и не доев. Посидела молча, теребя салфетку. — Послушай, я правда не хотела никого ранить или разрушать вашу семью. Всё как-то само… Я просто встретила его и…
— И влюбилась, — закончила я за неё, удивляясь собственному спокойствию. — Да, знаешь… я тоже когда-то встретила его и влюбилась. — Я обвела рукой кухню. — И вот она я – пятнадцать лет спустя.
А ведь Глеб, кажется, что-то подозревает. Я-то надеялась, что в свои четырнадцать он слишком увлечён собственной жизнью — друзьями, школой, своей первой влюблённостью в одноклассницу. Но в последнее время часто ловлю на себе его внимательные взгляды. Тяжёлые, недетские.
Позавчера он огорошил меня вопросом, который застал врасплох:
— Мам, а вы с папой разлюбили друг друга?
Я резко обернулась от плиты, чуть не опрокинув сковородку.
— С чего такие мысли?
Глеб смотрел исподлобья, по-взрослому хмуря брови — точь-в-точь как Вадик, когда нервничает.
— Ну, раньше вы обнимались перед его уходом на работу. Ты всегда провожала его до двери. А теперь… — он замялся. — Теперь вы как соседи по комнате.
У меня внутри всё оборвалось.
— Мы просто… повзрослели, Глеб. Отношения меняются со временем. Становятся более спокойными.
Сын фыркнул и посмотрел на меня с таким недоверием, что я отвела глаза.
— Значит, любовь проходит? — тихо спросил он.
— Когда-нибудь ты поймёшь, — только и смогла выдавить я.
Глеб пожал плечами и вышел из кухни, а я осталась со внезапным осознанием: мой сын видит гораздо больше, чем мне бы хотелось.
— Ты знаешь о Глебе? — спросила я Люду. — Вадик рассказывал тебе о нём?
— Да, конечно. Он очень гордится сыном.
— Гордится? — я невесело усмехнулась. — А ты знаешь, что он пропустил последние три родительских собрания? Что он забыл про день рождения Глеба в прошлом году? Что он обещал помочь ему с проектом по физике и не помог?
Люда молчала.
— Он рассказывал тебе, что Глеб плакал, когда Вадик не пришёл на его выступление в школе? Что Глеб ждал его три часа на морозе, потому что Вадик забыл забрать его с тренировки?
— Нет, — тихо сказала Люда. — Он не рассказывал.
— Конечно, не рассказывал. Потому что это не вписывается в образ заботливого отца, который он для тебя создал.
Когда я узнала об измене, первой мыслью было: «Как я скажу Глебу?»
Не «Как я буду жить дальше?» или «Что мне делать с Вадиком?» А именно это. Как я объясню сыну, что его папа предал нас? Как я помогу ему пережить это?
Глеб обожал отца. Несмотря на все промахи Вадика, несмотря на его невнимательность, Глеб всегда ждал его. Всегда радовался, когда они проводили время вместе. Всегда защищал его, когда я начинала жаловаться.
— Мам, у папы сложная работа, — говорил он. — Он устаёт.
И я замолкала. Потому что не хотела разрушать эту связь между ними. Не хотела, чтобы Глеб разочаровался в отце.
Но теперь… Теперь я не знала, смогу ли я продолжать притворяться. Смогу ли делать вид, что всё в порядке, когда на самом деле наша семья разваливается на части.
— Он не уйдёт от вас, — вдруг сказала Люда. — От тебя и Глеба. Он никогда этого не сделает.
Я посмотрела на неё с удивлением.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что я предлагала ему это. Много раз. — Она смотрела на меня прямо. — Я говорила, что готова быть с ним. Что мы могли бы начать всё сначала. А он всегда находил причины, почему это невозможно.
Я почувствовала странное облегчение. И одновременно — горечь.
— Значит, он не любит тебя достаточно сильно.
— Или любит вас слишком сильно, — ответила она. — Или просто боится перемен. Я не знаю.
Мы снова замолчали. Ужин давно остыл, но ни одна из нас не притрагивалась к еде.
— Что ты будешь делать? — снова спросила Люда.
— Не знаю, — честно ответила я. — А ты?
— Тоже не знаю. — Она встала из-за стола. — Спасибо за ужин, Алёна. Это было… необычно.
И ушла, оставив меня одну в тишине.
***
После её ухода я долго сидела за столом. Думала о нашем разговоре. О Вадике. О Глебе. О нашей жизни.
Я не знала, что буду делать дальше. Разводиться? Прощать? Притворяться, что ничего не произошло?
Все варианты казались неправильными.
Я собрала посуду и механически начала мыть её. Привычные движения успокаивали.
В голове крутились обрывки мыслей. Вадик, каким он был пятнадцать лет назад. Глеб, который скоро станет совсем взрослым. Люда, с её молодостью и наивной верой в любовь.
И я. Женщина, которая потеряла себя в семейной рутине.
Когда ключ повернулся в замке, я вздрогнула. Вадик вернулся с работы. Я слышала, как он разувается в прихожей, как вешает куртку. Слышала его шаги.
— Привет, — сказал он, входя на кухню. — Ты одна? А где Глеб?
— У бабушки, — ответила я, не оборачиваясь. — Я просила его переночевать там.
— Что-то случилось? — В его голосе появилась тревога.
Я повернулась и посмотрела на него. На мужчину, которого когда-то любила больше жизни. На отца моего сына. На человека, который предал меня.
— Нам нужно поговорить, Вадик. — Я вытерла руки полотенцем. — О нас. О тебе и Люде. О нашем будущем.
Он замер. По его лицу пробежала тень ужаса, потом — смирения.
— Откуда ты знаешь? — тихо спросил он.
— Это имеет значение?
Он покачал головой.
— Алёна, я…
— Не надо, — перебила я его. — Не извиняйся. Не оправдывайся. Я не хочу слышать ложь. Я просто хочу понять, что нам делать дальше.
Вадик опустился на стул. Сгорбился, став вдруг маленьким и беззащитным.
— Я думал, что смогу удержать оба берега, — произнёс он наконец глухим голосом. — Создал в голове какой-то выдуманный мир, где никому не будет больно. Где можно начать заново, но не потерять прошлое.
— Но ты делал это. Каждый день, когда лгал мне. Когда рассказывал ей о том, как несчастен со мной. Когда проводил с ней время, которое мог бы провести с сыном.
Он поднял на меня глаза, полные слёз.
— Ты не понимаешь. Я чувствовал себя с ней снова молодым. Без забот, без ответственности.
— Без ответственности, — эхом повторила я. — Вот в чём дело, да? Ты устал от ответственности. От семьи. От нас с Глебом.
— Нет! — Он вскочил. — Нет, Алёна. Вы с Глебом — самое важное в моей жизни. Я люблю вас. Я просто…
— Ты просто захотел развлечься, — закончила я за него. — Захотел почувствовать себя молодым, беззаботным. И не подумал о последствиях.
Вадик опустил голову.
— Я прекращу это, — сказал он. — Клянусь. Я больше никогда не увижу её. Только не разрушай нашу семью, Алёна. Ради Глеба. Ради нас.
Я смотрела на него и чувствовала пустоту. Ни гнева, ни боли. Только усталость.
— Я не знаю, Вадик. Я больше ничего не знаю.
***
Той ночью я не спала. Лежала в темноте и думала о будущем. О том, смогу ли я простить его. Смогу ли жить с ним после всего, что узнала. Смогу ли доверять ему снова.
Вадик спал на диване в гостиной. Я слышала, как он ворочается, как вздыхает. Он тоже не мог уснуть.
Утром я встала раньше обычного. Сварила кофе и вышла на балкон. Было прохладно, но свежий воздух помогал мне думать.
Я не знала, что скажу Вадику, когда он проснётся. Не знала, что будет дальше.
Но одно я поняла точно — я не хочу больше жить в подвешенном состоянии. Не хочу делать вид, что всё в порядке, когда это не так. Не хочу притворяться ради кого-то — даже ради Глеба.
Он заслуживал видеть настоящие отношения. Настоящую любовь. Настоящую семью. А не фальшивку, которую мы с Вадиком создали.
Когда Вадик вышел на балкон, я была готова к разговору. К настоящему разговору — возможно, первому за долгие годы.
— Доброе утро, — сказал он неуверенно.
— Доброе, — ответила я, поворачиваясь к нему. — Садись. Нам нужно многое обсудить.
Он сел рядом. Мы молчали некоторое время, глядя на просыпающийся город.
— Вчера у меня была гостья, — произнесла я наконец.
Вадик замер с чашкой на полпути ко рту.
— Кто?
Я собрала всю свою смелость и произнесла ровным голосом:
— Люда приходила. Я пригласила её на ужин. Хотела посидеть, поговорить… познакомиться лично с женщиной, которой ты последние полгода рассказываешь, какая я ужасная жена.
Он побледнел так стремительно, что на секунду мне показалось — упадёт. Чашка выскользнула из его пальцев и с глухим стуком приземлилась на стол, расплескав кофе.
— Алёна, я могу…
— Нет. — Я выставила ладонь вперёд. — Сейчас ты будешь молчать и слушать. Вчера я выслушала тебя, сегодня — твоя очередь. — Я перевела дыхание. — Мы разговаривали с ней почти три часа. О тебе. О нас. О вашем… романе. Обо всём.
Вадик молчал, ожидая продолжения.
— Знаешь, что я поняла? — Я посмотрела ему в глаза. — Что ты лгал нам обеим. Ей ты рассказывал, какая у тебя ужасная жена и как тебе плохо дома. Мне говорил, что задерживаешься на работе. И при этом у тебя не хватило смелости сделать выбор. Настоящий выбор.
— Я выбрал, — тихо сказал он. — Я выбрал тебя и Глеба.
— Нет, — покачала я головой. — Ты не выбирал. Ты просто боялся перемен. Боялся ответственности. Боялся потерять комфорт, который дает семья, и одновременно хотел получить то, что дает новая любовь.
Вадик опустил голову.
— Я должна тебе кое-что сказать, — продолжила я. — Все эти годы я тоже притворялась. Делала вид, что меня устраивает наша жизнь. Что меня устраивает твоё невнимание, твоё отсутствие, твоё равнодушие. Я говорила себе, что это нормально. Что все семьи через это проходят. Что ради Глеба нужно терпеть.
Я сделала глоток кофе.
— Но это неправильно. Мы оба заслуживаем большего. Глеб заслуживает видеть родителей, которые по-настоящему любят друг друга, а не притворяются. И я больше не хочу жить так.
— Ты… Ты хочешь развестись? — его голос дрогнул.
Я задумалась. Это был главный вопрос, который мучил меня всю ночь.
— Я ещё не решила, Вадик. — Я посмотрела ему прямо в глаза, впервые за долгое время без маски напускного равнодушия. — Мне нужно понять, что между нами ещё осталось. Есть ли что-то настоящее под всеми этими годами обид и недосказанности. Или мы просто цепляемся за привычку, за прошлое, которого уже не вернуть.
Вадик протянул руку и осторожно коснулся моих пальцев.
— Я хочу попробовать, Алёна. Ради нас. Ради Глеба. Я знаю, что натворил, но я не хочу потерять тебя.
Я не отдёрнула руку, но и не ответила на его прикосновение.
— Дело не только в твоей измене, Вадик. Дело в том, что мы стали чужими друг другу задолго до появления Люды. И нам нужно решить, способны ли мы снова стать близкими. Хотим ли мы этого.
Я поднялась, опираясь руками о перила балкона.
— Я скоро поеду за Глебом к маме. — Голос звучал неожиданно твёрдо. — А сегодня вечером мы сядем и поговорим. По-настоящему поговорим. Я никуда не уйду, — хрипло сказал он. — Буду ждать, сколько нужно.
Я молча кивнула и вернулась в квартиру. За спиной осталась странная лёгкость, будто что-то отпустило внутри. Впервые за годы я почувствовала, что контролирую происходящее, а не просто плыву по течению.
Что бы ни случилось дальше — попытаемся ли мы собрать осколки нашего брака или разойдёмся навсегда — теперь решение будет моим. Осознанным, выстраданным. И как ни странно, от этого на сердце становилось удивительно спокойно.
